Странно видеть её с младенцем на руках.
Но и правильно.
Глория создана для того, чтобы быть матерью. Любить и быть любимой. Легко представить её с ребёнком, прижатым к груди, пока другой малыш спит рядом с ней, а она улыбается мужчине, с которым их растит. Труднее всего смириться с тем, что я могу не быть этим мужчиной. Не так. Им не должен быть я.
Раздражённый собственными мыслями, я подхожу к Рулзу. Он стоит в стороне от собравшихся и потягивает дорогой бурбон рядом с огромным, празднично накрытым столом.
Рулз пригласил на свою свадьбу не более двадцати человек, но тем не менее — средств не пожалел. Сад украшен вазами чувственных форм. Куда бы я ни повернулся, вижу живые цветы, танцующие вуали и фонарики. Я слышал, как журналисты предлагали умопомрачительные суммы, чтобы присутствовать на этом событии, но Рулз хотел видеть только свою мать и самых близких друзей. Джиллиан будет свидетельницей у своей сестры, а Джейк — у него. В этот прекрасный солнечный день есть только одно пятно, и это я.
Профессиональный убийца.
Оябун одной из старейших семей Сиэтла.
Рулзу не следовало приглашать меня. Не стоит увековечивать память такого выдающегося человека, как он, вместе со мной, хотя у нас больше общего, чем может показаться.
Я со вздохом сажусь напротив него.
— Предложи мне выпить.
— Что ты предпочитаешь?
Я пожимаю плечами.
— Всё что угодно, лишь бы крепкое.
Он выбирает выдержанный виски и протягивает мне стакан. У Рулза отличный вкус в спиртных напитках, а также в женщинах. Меня не удивляет ни то, что он снова взял Глорию под своё крыло, ни то, что теперь он пялится на неё. И всё же это меня беспокоит.
— И правда, удивительная, не так ли?
С бокалом в руках он кивает на Глорию. Я бросаю на неё мимолётный взгляд, а затем возвращаюсь к своему виски. «Удивительная» — не первое слово, которое пришло бы мне на ум, чтобы описать её, но и не последнее.
Рулз ставит локти на барную стойку, потягивая свой напиток.
— Видеть, как она смеётся, пока держит сына Джейка на руках, и не подумаешь, что Глория разрушена.
— Разрушена? — Едва заметно усмехаюсь, опустошая свой стакан. — Ты, должно быть, путаешь её с кем-то другим. Эта женщина чувствует себя лучше, чем мы с тобой вместе взятые.
Рулз наливает мне ещё виски.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о своём отце?
Я смотрю на него в замешательстве. — А при чём тут твой отец?
— Он умер, когда мне было восемнадцать. Когда мне сказали, что он покончил с собой, мой мир рухнул. — Рулз вздыхает, но затем продолжает. — Глория тоже была разбита, когда сбежала от тебя, но хочешь кое-что узнать?
Нет. Не хочу. И всё же я слушаю его.
— У меня не получилось восстановить её.
— Может, и нечего было восстанавливать. Может быть…
Я замираю, когда Глория поворачивается ко мне и улыбается. Правда срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить слова.
— Может, она идеальна такая, какая есть.
Идеальна для меня.
Настолько яркая, что освещает мою тьму, но и достаточно сильная, чтобы быть рядом со мной, поддерживать меня и выдерживать кровь, которой я продолжаю пачкать руки.
Я сжимаю стакан.
На мгновение — крошечное, драгоценное мгновение, — я позволяю себе представить, как бы всё прошло между нами, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Если бы я не был убийцей Иноуэ, а она не была бы чужестранкой, предавшей нас. Если бы это были только мы.
Две стрекозы, танцующие посреди бури.
Сильное чувство пронзает мою грудь, перекрывая дыхание. Я пью новую порцию виски. Ставлю стакан на стол и встаю. Рулз наблюдает за мной с лёгкой улыбкой на губах. Он ничего не говорит и не пытается меня остановить, когда я поворачиваюсь к нему спиной и ухожу.
Рулз знает, что я всё понял.
Я захожу в сад так далеко, как только могу, пока не оставляю вечеринку позади себя. Прикуриваю сигарету. Вдалеке слышны ноты свадебного марша. Гости шумят; должно быть, уже вышла Шэрон.
Выпускаю облако дыма, теряясь в воспоминаниях.
Однажды я уже видел женщину в свадебном платье.
И мне не понравилось.
Интересно, что бы случилось, если бы я увидел её снова?
Если бы это снова была Глория.
Но если бы на этот раз она была моей.
Слышу, как сквозь растения ко мне приближаются лёгкие шаги.
Знаю, — это она, и поэтому не оборачиваюсь.
— Церемония начинается. — Голос нежный, приятный, как ветерок, обдувающий мне лицо. — Ты не идёшь?