Заново обретаю её.
— Всегда.
Я отказываюсь от контроля и начинаю двигаться быстрее, чтобы трахнуть её так, как нравится мне. Мощные толчки. Глубокие. Я довожу Глорию до предела, смотрю, как она теряет себя… И наконец сдаюсь сам.
Я кончаю в неё, наполняя своим наслаждением.
И Глория бьёт кулаками по моей груди.
Я блокирую ей запястья одной рукой и продолжаю целовать. Меня не волнует, если она не хочет. Я не отпущу её, пока не буду полностью удовлетворён; пока не пойму, что она не в состоянии смотреть и видеть никого, кроме меня.
Только тогда выхожу из неё.
Она потрясена. Прекрасная.
Моя.
— Сомкни бёдра, Глория.
Она тяжело дышит. Прежде чем сделать, как велел, Глория несколько раз моргает. Голубые глаза всматриваются в меня, ясные и блестящие от слёз.
— Зачем ты это сделал? — спрашивает дрожащим голосом.
Подушечкой большого пальца провожу по её губам, стирая помаду, которую смазал.
— Потому что ты этого хотела.
— Я не… — Она прочищает горло. — Я не защищена, Джун.
— Я знаю.
Глория перестала принимать таблетки, когда её выписали из больницы. Она тысячу раз собиралась возобновить приём, но так и не сделала этого.
Она качает головой, всё больше теряясь.
— Ты сказал, что не хочешь детей. Ты…
— Я знаю, что сказал, — перебиваю я. — Так же, как мы оба знаем, кто я. — Отодвигаю лацкан пиджака, показывая ей нож, который всегда ношу с собой. — Я жестокий и опасный человек. Убийца. Но у меня есть и ценности.
— Уважение. Верность. Честь, — произносит она.
Я киваю, гордясь ею.
— Это не просто слова: это образ жизни, которому я поклялся следовать ещё до того, как стал Оябуном. — Мне трудно раскрыться, но чувствую, что должен это сделать. — Мои люди ожидают, что я женюсь на женщине, связанной нашими традициями, кто осознаёт, какое место она займёт в нашей семье.
Глория едва заметно сжимает пальцы, держась за меня.
— Ты меня знаешь. Ты видела, как я совершал ужасные проступки только потому, что их нужно было совершить. — Она вздрагивает, возможно, вспоминая крики Синдзо или все те случаи, когда видела, как я возвращаюсь весь в крови. — Жениться на женщине, которая мне безразлична, или завести от неё ребёнка — это, конечно, не самое худшее, но есть проблема.
— Какая?
— Я обязан хранить верность не только своей семье, но и самому себе. Я не был бы верен своему сердцу, если бы не признавал, что ты важна для меня. Я бы не уважал себя, отдай тебя без боя. А что касается чести…
Я на мгновение задерживаю взгляд на ней. Запечатлеваю в сознании образ Глории, потому что знаю: то, что я собираюсь сказать, изменит и мою жизнь, и её.
— Я не могу представить себе большей чести, чем видеть тебя рядом со мной.
Потрясённая, Глория прикрывает рот руками.
— Джун…
Не помню, чтобы когда-нибудь слышал, как она произносит моё имя с такой нежностью, или видел, как она ныряет в мои объятия. Глория целует меня, смеясь и плача. Она говорит мне, что любит меня.
Она делала это много раз, но сейчас всё по-другому.
Потому что знаю, — это правда.
Эпилог
Глория
Полтора года спустя.
Поднимаю ногу, создавая несколько пенных брызг.
Джун, должно быть, заметил моё движение, потому что убирает лезвие от лица и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Он ничего не говорит, только улыбается. Желая спровоцировать его, я выгибаю спину и со вздохом опираюсь головой о край ванны.
— Знаешь, ты можешь просто сказать.
— Что?
— Что хочешь со мной в воду.
Он промывает лезвие бритвы.
— Вообще-то, я бы предпочёл, чтобы ты вылезла и голая подошла ко мне.
— Чтобы отказаться от вида, которым я наслаждаюсь отсюда?
Мой взгляд скользит по мощным линиям его спины. Мне нравятся яркие цвета татуировок на ней; элегантность, с которой Джун выгибает её, когда наклоняется, чтобы ополоснуть лицо (или поглотить меня между бёдер). Я прикусываю губу.
— Я собираюсь сделать кое-что, что тебе не понравится, — предупреждаю его.
Моя рука исчезает под пеной.
Джун поворачивается ко мне, вытирает лицо насухо.
— Ангел, ты знаешь, как это работает. Если прикоснёшься к себе без моего участия, будут последствия.
Я посмеиваюсь.
— Насколько твёрдыми будут, эти… последствия?
Его глаза темнеют, возбуждая меня.
— Очень, очень твёрдыми.
Джун не успевает подойти ко мне, как начинает звонить его телефон. Я обиженно фыркаю.