– Ты не доберешься туда без нашей помощи, – коротко ответил Финн. – К тому же прошлой ночью ты был, кажется, вполне доволен тем, что мы использовали наши дары против врага.
– Одно дело – использовать вашу магию, чтобы освободить своего сюзерена, возразил Кэриллон. – Но совсем другое – подчинить мою волю.
Финн презрительно рассмеялся:
– Вы только посмотрите, как быстро он начал считать себя нашим властелином! Всего несколько месяцев назад ты был в наших руках, малютка принц, и исполнял нашу волю. Разве мы не могли тогда испытать на тебе свою силу, пожелай мы этого? Или все это просто потому, что ты поднялся выше, когда был убит Фергус Хомейнский?
– Рухо, – тихо сказал Дункан.
Глаза Кэриллона были холодны, как лед:
– Пусть говорит. Эта война помогла мне лучше узнать людей, я понял, что иногда нужно сперва посмотреть на себя. Я долго позволял Мухаару распоряжаться мной – с меня довольно. Мой отец пал от рук атвийцев, я должен исполнить то, что сделал бы он, – Кэриллон невесело улыбнулся. – Нравится тебе это или нет, Изменяющийся, но однажды я стану владыкой Хомейны. И лучше тебе сейчас начать привыкать к этой мысли.
Краска залила лицо Финна, огонь, плясавший в желтых глазах, выдавал всю глубину его ярости, и Аликс довольно усмехнулась. Он взглянул на молодую женщину, но она не торопилась убрать улыбку с лица, и это еще больше разозлило Финна. Он развернулся и пошел прочь.
Дункан стоял перед Кэриллоном, расставив ноги и скрестив руки на груди, по его лицу блуждала ироническая усмешка:
– Господин мой принц, ты можешь быть нашим сюзереном, но это ничего не значит: сейчас ты не можешь ехать в Мухаару. Ты не перенесешь дороги.
Кэриллон встал и выпрямился во весь рост. Чэйсули были высокой и статной расой, но немного нашлось бы равных ростом Хомейнскому принцу. Только глаза Кэриллона выдавали, чего стоит ему удержаться на ногах:
– Если я не могу доехать до моего города, тогда и говорить нечего о том, чтобы его освободить!
– Кэриллон, – мягко сказала Аликс. – Это не больно. Ты только станешь сильнее.
Он взглянул на нее и протянул руку: след наручника был воспаленным, из ранок сочилась лимфа.
– Мне нет дела, болят у меня руки, или нет. Разве я не научился терпеть боль?
Дункан положил руку на плечо Аликс, словно призывая ее к молчанию.
Мгновением позже она поняла: ее слова ничего бы не изменили. Иное дело – речи Дункана.
– Хомейна бьется в муках, ты не можешь этого не знать, – сказал Дункан. Да, это тяжело сознавать, особенно если ты принц этой земли и когда-нибудь должен будешь взойти на трон. Однажды Чэйсули отвергли истину пророчества – и поплатились за это. Если ты отвергнешь ее, Кэриллон, ты тоже заплатишь за это.
– Я не Чэйсули, – раздраженно ответил Кэриллон. – Пророчество Изменяющихся не может предсказать, что случится с хомэйном. Меня в нем нет.
– Этого ты не можешь знать, – спокойно возразил Дункан. – Как и любой другой человек. Если ты хочешь выжить, ты должен следовать предначертанному пути. Это Пророчество предсказывает, что произойдет с тобой, мой господин, несмотря на то, что ты хомэйн. Я думаю, ты тот самый Мухаар, о котором говорит Пророчество – тот, кто остановит кумаалин, тот, кто вернет нашему народу мир и родные земли.
На лице Кэриллона отражалось усталое недоверие. Дункан вздохнул:
– Мы не можем изменить Пророчество. Но противостоять черной магии Айлини мы умеем…
– Не хочешь же ты сказать, что все случившееся было волей богов? оборвал его принц. – И смерть моего отца…
– Человек должен умереть до того, как его сын станет мужчиной, – мягко ответил Дункан. – И Чэйсули должен вновь воссесть на трон Хомейны.
Кэриллон заметно побледнел:
– Чэйсули? Ты говоришь, что Хомейна попадет в руки оборотня?
Аликс встала между ним и Дунканом, страшась, что не сможет погасить этот взрыв чувств, и коснулась руки Кэриллона, сжимавшей рукоять меча:
– Я узнала, что когда-то эта земля принадлежала Чэйсули, – мягко сказала она, – еще прежде, чем в нее пришли хомэйны. Чэйсули отдали трон твоим предкам.
Дункан не отрицает твоих прав на трон. Он хотел сказать, что ты получишь его прежде, чем он будет вновь отдан Мухаару-Чэйсули. Разве мы не можем стать одним народом?
– Ты будешь править в Мухааре, господин мой, – спокойно сказал Дункан, но только если мы поможем тебе в этом.
Кэриллон не ответил. Аликс улыбнулась и проговорила с ласковой настойчивостью:
– Я не позволю им повредить тебе. Обещаю.
Свободной рукой он провел по ее лицу:
– Тогда моя судьба в твоих руках.
– Нет. Твоя судьба принадлежит тебе. Толмоора.
Чэйсули вошли в Мухаару под покровом темноты. Кэриллон, который все-таки согласился в конце концов на то, чтобы его лечили магией земли, ехал на атвийском коне.
Сверкающее великолепие города исчезло под ударами магии Айлини. Стены лежали в развалинах и были обезображены, словно какой-то дьявольский огонь выжег самое силу и жизнь. Многие дома лежали в развалинах, в других не было заметно никаких признаков жизни. Они смотрели в темноту пустыми глазницами окон.
Аликс, дрожа, прижалась к Дункану. Там и тут появлялись темные фигуры, мгновенно исчезавшие при виде всадников – боялись чародейства Айлини.
Хомейна… Дункан остановил коня и подождал, пока вокруг него соберутся воины.
– Мы пришли слишком поздно, чтобы защитить город от Айлини, – сказал он, но защитить Хомейну-Мухаар еще сумеем. Если падет дворец, падет и держава.
– Дворец выстоял и против сильных врагов, никто из них за века не вступил в Хомейну-Мухаар, Изменяющийся, – ответил Кэриллон. – И перед черным чародейством он устоит.
Дункан медленно поднял руку и указал на еще дымящиеся руины домов:
– Воздух пахнет смертью. Так ли уж важно, сделали это люди или чародеи?
– Что ты сказал? – Нахмурился Кэриллон.
– Только то, что если ты будешь продолжать верить в то, что Шейн не может быть побежден и дворец, в котором он скрывается, не может пасть, то ты просто глуп, – Дункан горько улыбнулся. – Кэриллон, когда-то мой народ в гордыне своей решил, что с хомэйнами не стоит считаться. И видишь, что из этого вышло?