Следующим на место риторики вышел Максим Изотов-старший.
– Господа, я во многом согласен с уважаемым главнокомандующим. Да, если мы придем к выводу, что нам нужны отношения с Лысенко, то нам придется пересмотреть многие наши взгляды и правила. Но я хотел бы коснуться другого вопроса. Нужна ли нам вообще торговля с ними? Судя по представленным образцам, им практически нечем нас удивить… кроме соли. Соль – это стратегический товар, очень нужный нам для консервации. Это решило бы вопрос сохранения продуктов. И еще я хотел бы коснуться личности правителя Кривича. Царь царю рознь. И я согласен, что, пока мы не оценим ситуацию в этом убежище, каких-либо серьезных торгово-политических отношений быть не должно. Но начинать с чего-то надо, поэтому пробный караван нужен. Спасибо, – Изотов прошел на свое место.
Завьялов не стал выходить. Наверное, с его стороны это был своеобразный демарш. Как главный экономист государства, он опасался за целостность своего детища.
– Я тоже против, – произнес он прямо со своего места. – Насколько я понял, основное место, где они берут товар, – это рынок. А, простите, базар – это место, где грудами лежат никому не нужные деньги. И поверьте мне, если они узнают о нашем экономическом устройстве, монеты посыплются на нас как из рога изобилия. Деньги обесценятся, и мы получим инфляцию. Кто-нибудь помнит суть этого явления? Боюсь, что неожиданное большое вливание в оборот новой денежной массы подорвет нашу неустоявшуюся экономику. Надо от них держаться подальше. И чем дальше, тем лучше, – он, насупившись, с вызовом посмотрел на Изотова.
Еремин поднялся во весь свой богатырский рост. Несмотря на свои пятьдесят лет, он был в прекрасной физической форме. Являясь главой самого большого убежища в объединении, он брал на себя роль председателя.
– Есть у кого что добавить? – он посмотрел на сидящего в уголке отца Игната, который умиротворенно взирал на спорящих, но сам за это время не проронил ни слова. – Я подведу итог и выскажу свое мнение. Выслушав вас, я решил, что караван посылать надо: чтобы прощупать почву в «Кривиче», чтобы выторговать соль, чтобы предотвратить поступление новых денег. Ну, и для того, чтобы расширять наше экономическое влияние. Поэтому предлагаю следующее: собрать караван, предоставить им то, что они просят, а взамен просить соль и все монеты, какие они смогут собрать. Надо придумать что-нибудь убедительное. Например, что нам нужен именно этот сплав для генераторов, которые мы для них же и будем делать. В общем, это надо обдумать. Предлагаю голосовать. Кто за открытие торговли с «Кривичем»?
Руки подняли восемь членов Сената.
– Против?
Руки подняли Васильев и Завьялов.
– Воздержался?
Поднялась рука Кристины Сергеевны.
– Решение принято. Мы посылаем караван в дальнее убежище. Прошу ответственных разработать план, подготовить товар и людей для сопровождения.
Максимыч, выйдя из зала заседаний, некоторое время еще постоял под дверью, вводя в смущение стражников, которые замерли, как статуи, охраняя вход. Больно уж хотелось узнать, к какому решению придут Сенаторы. Да и куда ему идти – назад к Никите, сдавать снарягу? Перетопчется – в следующий раз сдаст. Была еще одна причина, по которой сталкер не хотел показывать содержимое рюкзака. Ухмыльнувшись пришедшим в голову мыслям, Максимыч решительным шагом направился в сторону жилого сектора.
Длинный коридор вел мимо просторных помещений, бывших ранее цехами подземного завода. Из трех огромных производственных помещений со станками использовалось по прямому назначению лишь одно. Обслуживание механизмов жизнедеятельности всех убежищ и гидро– и ветрогенераторов требовало постоянного изготовления запасных деталей, замены электроники. Кроме всего прочего, было налажено изготовление огнестрельного оружия и боеприпасов. Два других зала были превращены в обширные поля, точнее, в длинные грядки, где постоянно трудилась основная масса жителей «Измерителя», обеспечивая всех граждан содружества бесперебойным питанием. На нужды полей шла львиная доля энергии, даваемая гидроэлектростанцией. Это было самое освещенное место, и с непривычки у многих подземных жителей слезились глаза. Приходилось работать в солнечных очках. Такого света не было сейчас даже на поверхности, и поэтому, проходя мимо, Максимыч жмурился, прикрывая ладонью глаза.