Выбрать главу

Впрочем, Шаэриэнн, по-моему, горы вовсе не угнетали, взамен сполна одарив своей неприязнью А'Кариэлла…

Я любил горы, и пристальный «взгляд» сурового гиганта, закрывающего собою горизонт, вовсе не был мне в тягость. Улучив момент, я незаметно подмигнул Митрогу — и великан не преминул почтить меня в ответ лёгким бликом с белоснежной вершины. Да, Альтар, ещё чуток — и станешь фантазёром похлеще нашего гнома…

Эта мысль меня изрядно позабавила…  впрочем, усмехаться расхотелось, когда взгляд скользнул по руке остроухого, уверенно обнимавшей эльфийку за тонкую талию. Насколько я успел понять, Шаэ с трудом переносила чужие прикосновения. Но А'Кариэлл, похоже, был счастливым исключением — его она, казалось, даже не замечала…

Определённо пользуясь случаем, «Страж» склонил голову к самым её волосам, слегка растрёпанным лёгким ветром. Отдельные прядки то и дело щекотали его лицо, давая возможность наслаждаться их дурманящим запахом…

Тень!…

С долгой дороги что только не полезет в голову…  Откуда, Безымянный дери, я могу знать, как пахнут её волосы? И какого демона меня вообще это тревожит?!

Я сердито тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Рио обиженно фыркнул, получив шенкеля, но послушно перешёл в галоп, первым вынося меня на тракт, ведущий к перевалу.

Стоило нам выбраться на широкую наезженную дорогу, как ощущение себя одинокими муравьишками, что первыми проснулись весной в вековом сосновом лесу, пропало без следа…

Жизнь на тракте кипела ключом, ни на миг не успокаиваясь. В обе стороны торопились пешие и мчались верховые, двигались подводы и возы всех мастей и размеров, поодиночке и целыми караванами…  А городок перед пограничной имперской заставой и в самом деле напоминал растревоженный муравейник, разросшийся до необъятных размеров.

С трудом сориентировавшись в этом шумном пёстром хаосе, галдящем на все голоса, мы разыскали постоялый двор. Однако тут нас ждало разочарование.

— Так ведь торговый же сезон…  — усталый трактирщик со вздохом развёл руками, давая понять, что свободных комнат нет.

— В начале весны?! — не поверил Торгрин.

— Да круглый же год, милсдарь гном! — Трактирщик посмотрел на него, словно на юродивого. — Единый же перевал остался на весь Полночный Закат! Весь купеческий люд…  и нелюд только сюда и тянется…  Где ж им ещё с вашими-то торговаться?

— А другие гостиницы…  — Тира обвела глазами просторный двор.

Ржали лошади у забитой коновязи, протяжно мычали упряжные быки, суетились, сновали туда-сюда, болтали и переругивались люди…

В помещении, судя по гомону и ору из-за дверей за спиной корчмаря, народу было никак не меньше.

— Даже и не суйтесь! — с потаённой гордостью в голосе заверил хозяин. — На несколько лун вперёд комнаты расписаны…  Загодя, сталбыть, места заказывают. Всё — и ночлег, и конюшни, и сараи для товару…

— Ashratt!…

Шаэриэнн тоскливо взглянула через плечо, и я увидел, как тает в её глазах надежда на мягкую постель и горячую воду для мытья.

— Опять на тракт? — в сердцах бросила она.

— Ну…  — замялся хозяин. — Отчего ж так сразу и на тракт…  Может, и ещё чтой-то придумается…

— Говори! — велел я, вкладывая в его ладонь серебряную монету.

— Да тут многие комнаты сдают, с этого и живут…  — оживившись, зачастил трактирщик. — Вам, любезные, к старой Заречихе надо — изба у неё большая, добротная, да и сейчас вроде никто не живёт…  И вам места хватит, и лошадок поставить будет где…

Обернувшись к приоткрытой двери, он споро кликнул вихрастого мальчишку, снующего меж столами с пивными кружками, и, едва заметно дёрнув глазом, наказал проводить нас к Заречихиной хате. Я мгновенно насторожился, ожидая подвох — однако всё дело, должно быть, оказалось в том, что бабка, которую он нам рекомендовал, приходилась ему какой-либо роднёй или попросту платила откат за постояльцев.

Сама Заречиха оказалась строгой, но вполне вменяемой хозяйкой. Запрошенная ею цена звучала справедливо, две выделенные нам комнаты были тёплыми и просторными.

Обстоятельно попробовав монеты на зуб, она довольно кивнула и поспешила на свою половину избы. Впрочем, почти сразу же хозяйка вернулась, таща крытый чугунок, поверх которого лежала замотанная в тряпицу коврига хлеба, пара луковиц и с десяток яиц.