До оранжереи я не дошёл.
Они стояли здесь — в самом сердце эльфийской усыпальницы под открытым небом — двое из плоти и крови в окружении множества каменных фигур, застывших в веках. Неподвижные и напряжённые, точно и их ноги приковали к земле гранитные постаменты, и не пара шагов разделяла их, а пропасть, которую ни почившим, ни смертным не дано было преодолеть…
Я бы не заметил их — так и вылетел бы пред ясны очи на всём бегу. И лишь гневный голос Шаэриэнн, вдруг послышавшийся совсем рядом, заставил меня ужом соскользнуть с дороги и укрыться за высокой ступенью, служившей общим пьедесталом сразу двоим — белокаменным мужчине и женщине.
Повезло…
Взгляды тех, кого я жаждал увидеть, вскользь пробежались по пустынной аллее, посыпанной разноцветным песком, не заметили ничего подозрительного и снова сошлись друг на друге.
Я перевёл дыхание, прижимаясь спиной к холодному гладкому камню. Передвинулся поудобнее, готовясь ловить каждое слово, едва заметное движение, неожиданный оборот разговора, чтобы в любой момент успеть прийти на помощь Шаэ… и в следующий миг чуть не взвыл от внезапно оглушившей меня простой истины.
Тень Безымянного! Разумеется!…
Они говорили на эльфийском.
— Ashratt Daebbr!… Morque'do! Lo'kke naoe da neilee tenne raa'vassta?! — в ярости бросила, точно выплюнула, Шаэриэнн. — Lo'kke te mengrae le na'rojjo y tanndae?…
Я прикусил губу. На сей раз никто не замедлял темп, не подбирал слова, заботясь о том, чтобы я мог разобрать, о чём идёт речь.
А моих собственных познаний было ничтожно мало.
Она в неистовстве…
«Убийца»…
Кажется, речь о том, что он посмел пройти сюда, в это место — где покоятся те, чьи жизни прервались по его вине…
— Tenniae danne'mas seidi mortae lo que na'deinne… Mella'deo na vei la tae nimmae, — раздался в ответ бархатистый тембр, уже слышанный мною на собрании Совета.
Его ответ звучал спокойно, тёк плавно, точно ручей — да только мне всё равно до отвращения напомнил шипение змеи. Из всей тирады я уловил одно-единственное — он помянул мёртвых.
Мёртвых, которые… что? Не осудят? Не посмеют возразить?…
Демоны!… Всеблагие Боги!… — мысленно взмолился я, проклиная собственное бессилие.
Ведь кто-то же из вас и в самом деле хоть иногда внимает просьбам смертных!… Так услышьте меня хотя бы единственный раз…
Я готов заплатить любую цену.
Сделаю всё, что могу — и даже больше.
Только помогите мне защитить её!…
Я на мгновение прикрыл глаза, мучительно сознавая, насколько же жалок и глуп. Мне ли, Карателю Ордена, не знать, чьи мечи и воля на самом деле выступают «промыслом богов»…
И вздрогнул: тяжёлая капля, неожиданно упав мне на лоб, стремительно покатилась вниз по лицу.
Дождь? Но…
Я вперил осоловевший взгляд в безмятежную небесную синь. Ни единой тучки — одни лишь лёгкие перистые облака…
И только на лепестке каменной лилии, зажатой в тонких мраморных пальцах прямо над моей головой, явственно пропечаталась свежая влажная дорожка.
— Что ты хочешь? — меж тем сквозь зубы выдохнула Шаэриэнн. — Говори и убирайся!
Тонкие губы змееголосого короля внезапно тронула печальная улыбка.
— А ты ничуть не изменилась, Шаэрри-наи, — неожиданно мягко заметил он. — Ни капли… Всё та же страстная, яркая бунтарка, что десять лет назад покорила моё сердце. Как будто и не было этих лет. Как будто мы расстались только вчера…
Я с трудом подавил желание в изумлении протереть уши. Тарабарщина, в виде которой представлялся мне их разговор на эльфийском, внезапно обрела смысл — так, словно собеседники мне в угоду разом перешли на имперскую речь!…
Но ведь этого точно не могло случиться!
Тогда… что же произошло?!
— Твоё сердце?! — Шаэ задохнулась от возмущения. — Ты смеешь говорить об этом… Ты?! Убийца, клятвопреступник и лжец, для которого нет и никогда не было ничего святого?!
— Эти слова ранят больнее кинжалов… — тяжкий вздох Ллиреадана призван был изобразить, какую тот на самом деле испытывает боль. — Мои враги проделали большую работу. Но слышать их из твоих уст мучительнее стократ. Ведь на самом деле я сделал всё, что мог, чтобы спасти тебя.
— Да что ты говоришь!… — не удержалась эльфийка.
— Правду, Шаэрри-наи…
— Не смей называть меня так!
— Прости, — мерзавец покаянно потупил взор и будто бы через силу «выдавил» признание: — Меня предали… Предали те, кому я доверил самое дорогое, что у меня было. Твою жизнь… И вместо того, чтобы вывести вас со Стражами в безопасное место, вероломно отдали в руки Чёрных Плащей, рассчитывая, что известие о твоей гибели убьёт меня. Но они просчитались, — заявил он, вскидывая голову; сверкнули фиолетовые глаза, перехватывая эльфийкин взгляд. — Я выстоял именно потому, что знал: ты жива. Всегда знал это…