Но я должен был устоять.
— Я, Аласдайр Таргос Ар Кэррайн, взываю к Истине!… Отдаю свой меч, свою кровь и свою жизнь в руки Справедливого Теарра, и требую для себя Благословения Защитника!
«Формулы должны звучать безупречно», — наставлял меня А'Кариэлл. — «Любой, крохотный недочёт, любая ошибка — и тебя не воспримут всерьёз. Впрочем, дай-то Теарр, чтобы вообще восприняли… Человек, посмевший пробудить Глас Судьбы! Впору лишиться жизни уже за одно подобное святотатство…».
Я рассчитывал на свою память. Тексты древнего церковного писания, на которых строилось обучение истории и Законам Богов в Орденской Школе, всегда запоминались мною без особого труда. Громоздкая и витиеватая староэльфийская речь в этом плане не сильно от них отличалась. А вот смысл… Смысл я, в своей жизни освоивший пару-тройку книг на языке нынешних Рокка, внезапно схватывал на диво хорошо, немало удивляя этим не только себя, но и А'Кариэлла.
Страж объяснял мне значения многих фраз — как принято у эльфов, имеющих не одно толкование — но вот переводить их для меня ему почти не приходилось. Удивительное «озарение», настигшее меня у могилы родителей Шаэ, как ни странно, не торопилось меня покидать… Я понятия не имел, что там произошло, и не представлял, как долго это продлится. Но именно сейчас чудесная возможность слышать и понимать чужой, едва знакомый язык, словно родной, была ценна для меня несказанно.
Амфитеатр понемногу «оттаивал». Негодующие и возмущённые крики посыпались со всех сторон, понемногу сливаясь в гул общего бранного ора. Краем глаза я видел, как обнажившие оружие солдаты медленно, но неотвратимо сжимают кольцо вокруг А'Кариэлла с мечом, щерящегося, будто загнанный ловчими волк… У меня оставалось всего несколько мгновений.
— По какому праву ты, чужеземец… — ручаюсь, Архонт не думал о формуле, и в самом деле дивясь моей поразительной наглости.
Но фраза была сказана. И я отчеканил в ответ, посылая себе сотни мысленных проклятий, то, что никогда не должно было прозвучать из моих уст, в этом месте, перед этим собранием — понимая, что пути назад уже не будет:
— По Праву Любви! Я люблю Шаэриэнн ад Аэллу Эн Тал'лиаэ Нэсс'эйдхи-Ра! И прошу у Совета Старейших, воплощающих волю Теарра на земле, права защитить в Поединке Истины её доброе имя и честь!
Словно раскат грома вдруг пронёсся над Амфитеатром. Мои слова оглушили присутствующих сильнее, чем за мгновение до этого рокочущий звон Гласа Судьбы…
Но как ни силился я сосредоточиться на происходящем, на Совете, который должен был склонить на свою сторону, на словах, которые собирался произнести — в этот миг я способен был видеть только её.
Шаэриэнн…
Она стояла передо мною, как на ладони — в свете ярких огней, на белом песке, пока ещё не осквернённом пролившейся кровью.
Хрупкая, растерянная. Не верящая…
Я рвался к ней, не вправе двинуться с места — сознавая, что жестокий удар, без сомнения, сочтённый ею предательским, только что нанёс ей сам, своею рукой…
Я видел, как она умерла, глядя в мои глаза. Умерла, чтобы чудовищная боль, ярость и гнев тут же заставили её воскреснуть снова.
— Ты не Рокка!… — понемногу пришли в себя Старейшие. — Безумец!… Как посмел ты прикоснуться к святыне нашего народа…
— Да, я — человек! — прокричал я в ответ. — Но отнюдь не безумие движет мною! Не желание насмеяться или осквернить то, что вам дорого! Я люблю женщину вашей крови и хочу защитить её! Приведи мне обычай или закон племени Рокка, Хранитель Порядка, который отказывал бы инородцу в этом праве!…
А'Кариэлл уверял меня, что подобного не существует. И Архонт после крошечной паузы подтвердил это, качнув головой с немалой толикой удивления:
— Такого закона нет. Ты неплохо знаешь язык и обычаи Рокка, Аласдайр Таргос Ар Кэррайн… Спустись к нам и подойди сюда!
Я не заставил себя упрашивать. Уже одно то, что меня не велели скрутить и стянуть с постамента силой, дарило проблеск надежды…
А'Кариэлл, которого также, словно по мановению волшебной палочки, все оставили в покое, упрямо последовал за мной, прикрывая спину — хотя на Арену изо всех сил старался не смотреть.
Гвардейцы, успевшие столпиться в проходе, медленно, словно нехотя, расступались, освобождая нам путь. Зеваки, сидящие на крайних скамьях, испуганно дёргались в стороны, когда мы проходили мимо.