Третьего дня Варда брал у меня сбор из веток камалии и медового мха, а также настойку чемериса озёрного для растираний: младший сын, с утра до ночи катаясь на санках с горы, подхватил крепкую простуду. Вспомнив об этом, я спросила:
— Как там малец?
Улыбка охотника стала ещё шире.
— Хвала Ярошу, поправляется… Лихоманка прошла, жара как не бывало! Только говорить покуда не может, сипит ещё…
— Через пару дней запоёт, — пообещала я. — Пусть только лежит в тепле и по-прежнему пьёт отвар с горячим молоком. Траву всякий раз надо заваривать свежую, помнишь?
— А то как же ж! Делаем всё, как ты велела, в точности… — заверил охотник. — Нет, но ты представь — каков!… Едва ж полегчало, а уже ёрзает на лавке под одеялом, стервец! Не терпится снова на двор на санки…
— Знаешь, Варда, — я задумчиво проводила глазами вспорхнувшую с дерева ворону. — Весь мой знахарский, а также жизненный опыт говорит о том, что порой нет лучшего лекарства, чем порция ремня. Выданная вовремя…
Раскатистый хохот Варды заставил испуганно взмыть в небеса ещё с десяток чернокрылых.
— Эт-т точно… И главное — лишним-то в любом случае не будет!…
Теперь усмехнулась и я.
— Это самое… Шэрин… — Охотник вдруг спохватился и принялся расшнуровывать ягдташ. — Я-то, собственно, потому и пришёл… Спасибо сказать. За мальца. И — вот…
В мои руки лёг увесистый свёрток, тщательно замотанный в мешковину. Ого! Я мысленно присвистнула — благодарность была более чем щедрой…
— Хозяйка моя велела передать. А это вот — от меня… — Достав из сумки, Варда протянул мне жирную тушку глухаря.
— Благодарствую… Только что ж так много-то? За мешочек травы… — Охнув, я едва смогла удержать богатые дары охотника в руках.
— Бери, бери… Ярош Пресветлый, он нам делиться с добрыми людьми велел. А ты пусть и нелюдь, а добрая! В помощи не откажешь!… — заявил вдруг Варда.
Уж не знаю, каким таким чудом я не уронила птицу и свёрток в сугроб. Но на Варду вытаращилась так, будто он был, по меньшей мере, троллем, выразительно читающим эльфийскую поэму. Ещё и рот раззявила, в лучших традициях деревенских дурочек…
Нет, север Мира почти что не знал Войны. И в Рогачике при моём появлении не перебегали на другую сторону дороги, при встрече здоровались и плату за зелья давали справедливую, но… Я замечала взгляды, бросаемые мне вслед украдкой… Чувствовала боязнь произнести лишнее слово в моём присутствии, неестественность и натянутость в поведении большинства деревенских жителей в те редкие моменты, когда им приходилось общаться со мной. Исключением были лишь Седая Сибилла, имевшая репутацию полубезумной, да сиротка-Юльче, бывшая приживалкой в доме своей тётки, в сравнении с которой даже Нелюдь, Отвращённая, богопротивная «ельфа», видимо, выглядела не столь уж и страшно… В остальном я не строила иллюзий. Меня терпели, потому, что нуждались в том, что я делаю. Для людей я была чужой. Так же, впрочем, как они для меня.
Поэтому я действительно настолько опешила, что даже не нашлась, что ответить. То ли охотник оказался третьим «исключением», то ли просто пребывал в очень хорошем расположении духа, когда первая встречная, будь она даже «ельфа», вполне покажется другом, товарищем и сестрою…
Подтверждая мою последнюю мысль, Варда кивком указал мне через плечо, на белеющие позади деревья.
— А дни нынче пошли, Шэрин, хвала Пресветлому, щедрые на дичину!… С Ближней заимки иду. Вишь вот — это всё добро оттуда… Как чувствовал! Матьяш смеялся ещё, дескать, буря ночью была, зверьё по норам да по хованкам попряталось, глубже в лес подалось… Потому и попёрся сам к Урочищу, дальние капканы и силки проверять, и меня с собою тянул… Я и пошёл с ним вначале, да с полпути раздумал — уж больно идти далече… Чувствовал же, говорю!… Правда, как увидал на Ближней такое раздолье — сам удивился, не то слово как…
— Кх-м… Что ж-ж… будет радость сегодня твоей хозяйке и малым, — Хвала Ночи, дар речи ко мне, наконец-то, вернулся! — Ладно… За это, — я перехватила «дары» поудобнее, — спасибо. Будет ещё что нужно из трав или эликсиров — заходи…