Я замолкла, тяжело переводя дух.
Глаза Чёрного потемнели… Однако он не двинулся с места, лишь сквозь зубы произнёс, обращаясь к «Мастеру»:
— Я же говорил тебе — это бесполезно!…
— Не торопись… — по-прежнему спокойно проговорил седой. Мой безудержный монолог, похоже, не произвёл на него никакого впечатления. — Ты говоришь правду, Дочь Ночи. Правду, но не всю… Ведь правда ещё и то, что тебе очень не хочется умирать…
— Что ты знаешь о том, чего мне хочется?… — выдохнула я.
— Многое… Не всё, конечно, но многое. — Седоволосый, опираясь на свою трость, тяжело поднялся из-за стола. — Эх-х, старость… Уж поверь мне, я пожил на этом свете и видел достаточно, чтобы научиться делать выводы. К примеру, если бы ты действительно искала смерти, то уже давно нашла бы её в том лесу, где жила всё это время. Чего уж проще — пеньковая верёвка да ветка потолще… Омут с ледяной водой… Да хотя бы и острый нож, режущий вены… Нет, тебе нужно было не это. Ты упрямо цеплялась за жизнь, поддерживала в порядке скромное оружие, влачила убогое существование сельской ведуньи — во имя чего? Выходит, тебе есть, ради чего жить…
— Не лезь в мою душу!! — прорычала я сквозь зубы, чувствуя, как предательски защипало в уголках глаз… — Ты — Чёрный Пёс проклятого Ордена! Такой же, как он!… — я дёрнула головой в сторону застывшего в шаге от меня Карателя. — … Такой же, как вы все, бездушные твари, присвоившие себе исключительное право решать за всех в Мире, что разрешено, а что нет, опираясь на свой паршивый агмарилл… Покорившихся — швырять на колени, защёлкивая рабские ошейники… И убивать, вырезать, стирать с лица земли всех, кто не желает покориться!…
— Была война, — глаза седоволосого пронзительно сверкнули. — Войны ломают и калечат многие судьбы. С обеих сторон… Я бы мог сказать, что это вы, Дети Ночи, развязали её… Что вы были не менее беспощадны и жестоки, уничтожая приграничные поселения и города, а большинство людей, погибших от ваших клинков, не знают иного агмарилла кроме своей нательной Звезды… Но была война. Больше её нет, — жёстко закончил он. — Я не знаю тебя. Не знаю, за что ты оказалась в Седоне. Могу лишь предположить с высокой долей уверенности, что ты боевой маг, активно участвовавший в военных действиях и попавший в плен в самом конце войны — именно тогда ряды Седонских каторжников значительно пополнили эльфы… Но у меня нет личных причин желать твоей смерти. Как и у тебя моей — ты видишь меня в первый, и, возможно, в последний раз… Я говорю это для того, чтобы ты поняла: ты можешь быть полезна нам. А мы — тебе.
— Полезными?? — я ядовито усмехнулась. — Какая польза может мне быть от тебя, Чёрный Пёс?
— Твоя жизнь, — просто ответил седой. — Сейчас она в наших руках. Но ты сможешь получить её в своё распоряжение, если мы правильно поймём друг друга…
— … И благополучно умереть, когда вслед за этим на моей шее сомкнётся Ошейник Каторжницы, получивший приказ от ваших посохов или колец!
— Нет. — Седоволосый покачал головой. — Ошейника у тебя больше не будет.
— Попросите знакомого палача? — съязвила я.
— Справлюсь сам.
— Вот даже как?
— Именно. Твоя жизнь будет вновь принадлежать только тебе — сделаешь с ней всё, что сама сочтёшь нужным.
— Оч-чень интересно… — протянула я. — Мечи Ордена готовы отпустить восвояси Отвращённую эльфу, избавить от Ошейника Каторжницы и дать ей спокойно уйти?
— Верно, — чуть склонил голову он.
— И вы готовы так легко преступить свои собственные законы? — выпалила я презрительно. — Законы, которые так истово защищаете?!
— Почему же? — поднял брови седой. — Законность будет полностью соблюдена. Помощь, оказанная Ордену, зачтётся расплатой за твои преступления. Как Первый Магистр, пускай и бывший, подобные решения во благо Ордена я вправе принимать пожизненно.
Я прищурилась:
— Мягко стелешь… ох, как мягко!… Но, увы, жизнь давно отучила меня верить словам — уж тем более, произнесённым врагами!
Магистр усмехнулся, одними уголками губ:
— Ну, Залог Смерти ещё никто не отменял.
Я онемела.
— Вы… пойдёте на это?!
— Да. — Седоволосый кивнул. — Как видишь, обман исключается. Полностью…
На этот раз я замолчала надолго. Мысли метались в голове вспугнутой птичьей стаей, сердце гулко ухало в груди. Если они готовы дать такую клятву…