День был хороший, солнечные лучи били в глаза. Я вниз, в тень перехода, со света вижу плохо. Мне по плечу кто-то – хлоп! И говорит голосом Костакова:
– Привет!..
Я задохнулся. Поворачиваюсь. Точно – он!
– Почему, – говорю здесь, а не в Москве?
А он, мол, ещё вчера ему позвонили прямо домой, и предупредили о несвоевременности его приезда. А билет сдать Костакову – так это он в двух шагах живёт от вокзала.
Да-а…
Вот так это у меня начиналось.
Ещё не раз и не два я проверял свой неожиданно открывшийся феномен на всяких, невероятных, казалось бы, встречах в подземном переходе под Садовой улицей. И получалось! Раз за разом. Постепенно это даже в привычку стало входить. До того дожил, что если мне хотелось встретиться, поговорить, то я его не искал по всему городу, не звонил, а уверенно направлялся к переходу, благо от нашего института до него рукой подать. Приходил, неизменно встречал, кого надо, говорил, о чём надо и возвращался назад.
Что интересно, каждая такая встреча происходила без какой-либо натяжки. Человек встречался со мной совершенно случайно, лишь исходя из его, а не мой, как мне иногда казалось, логики поведения и предыстории события. То есть я словно приходил к мысли искать его в переходе тогда, когда он там появлялся по своим каким-то делам.
Впрочем, механизм таких встреч для меня остался неразрешимым до сих пор.
За временем все мои сомнения и порой боязливые мысли и думы по поводу происходящего, как бы что со мной не случилось, притихли. Всё стало обыденным, а, значит, лишь нужным и в меру обременительным, когда не о том подумаешь и – встретишь, не более того.
Естественно, мне иногда хотелось продолжения и углубления эффекта. И получалось! Пока…
Сейчас не могу уж припомнить толчок к появлению у меня этой сумасшедшей, в принципе, мечты, переросшей в отчаянную надежду. Словно наваждения на меня сошло. И теперь вспоминаю о том с сожалением: ну, зачем, спрашивается, мне понадобилось испытывать свои способности несбыточным желанием?.. Может быть, я тогда поддался какому-то настроению, воспоминанию или был под впечатлением очередного письма от отца…
Было время окончания рабочего дня. По Невскому двигалась монолитная в своей строгости и целеустремлённости масса людей. Я шёл в ней и думал о своей маме. Она умерла, когда я был ещё мальчишкой. Образ её стал постепенно стираться в моей памяти, и мне она была ближе по оставшимся немногочисленным фотографиям. Правда, иногда появлялось такое состояние, когда я в подробностях вспоминал её лицо до чёрточек, слышал её голос, видел жесты. Но подобное случалось так редко, а в последние годы даже не вспомнить когда.
Я шёл и думал о ней. Во мне горела безумное чаяние встретить её в переходе, как встречал я многих до того… Кому-то это покажется сумасбродным, даже не пристойным. И они будут правы… Наверное, правы, а я – не прав. Но тогда, в толпе, подталкиваемый нетерпеливыми и сам раздражаясь медлительными людьми, я подходил к переходу со стороны Дома книги и желал увидеть маму.
Ещё сверху, ступив на пандус, я пытался что-либо рассмотреть впереди под тяжёлой балкой перекрытия. С неё стекали тонкие ручейки воды – шёл дождь. Мелкий, типично ленинградский. Народу спускалось в переход много, картина передо мной причудливо изменялась, так как многие были выше меня ростом, иные с зонтиками. Мой луч зрения пресекался, скрывая то, что мне хотелось увидеть.
И всё-таки мне удалось. Случилось мгновение, и я увидел…
Сердце стукнуло, в груди стало тесно. У второй колонны, подпирающей свод перехода, стояла женщина. Глаза её в полумраке сияли неземным светом. Она смотрела на меня и как будто звала или о чём-то просила.
В тот же миг что-то случилось впереди, и толпа передо мной, остановилась, перекрыв дорогу и не давая возможности увидеть мне женщину, которая могла быть моей мамой…
Я заметался за бесконечно широкими спинами, проталкиваясь вперёд, что-то выкрикивал, слёзы душили меня.
– Человеку плохо! – прозвучало передо мной.
Толпа колыхнулась, с трудом обтекая плотную группу людей около второй от входа колонны, где сейчас стоит ларёк и чем-то торгует. Я на негнущихся ногах, ничего не соображая, проталкивался к человеку, которому стало плохо. А вокруг все галдели, а кто-то тонким голосом выкрикнул:
– Она же… умерла!
И в ответ:
– Скорая не поможет…
Я с силой оттиснул первый ряд случайных зрителей, упал на колени и склонился над умершей женщиной.
Ей на вид было лет тридцать пять, столько же, сколько и моей маме вдень её смерти. Похоже вились густые волосы. Знакомый овал лица, разлёт бровей… Но передо мной лежала совершенно незнакомая мне женщина.