Телефонная связь в Сармате не работала уже второй день. Но если вчера деловая часть города была практически парализована, то сегодня транспортные линии запрудили посыльные, курьеры, наспех набранные из безработных, не чаявших уже найти хоть какую работу.
Работали почта и телеграф. Тарифы на их услуги резко подскочили вверх, вызывая откровенную ярость у одних или тайную радость других.
Весело насвистывая, монтёры связи, как в старые добрые времена, протягивали вдоль и через улицы телефонные провода для обеспечения прямой связью особо важных персон с отцами города.
Казалось, отключение городской телефонной сети не только растревожило людской муравейник, но и придало ему новый созидательный импульс.
Однако так могло показаться только со стороны. На самом деле все понимали, что такая активность равносильна агонии насмерть раненого животного. Оно ещё живёт, борется, мобилизует остатки физических и моральных сил, и всё-таки обречено на гибель, так как основа его – мозг, потерял способность выполнять свои бесчисленные функции управления организмом. И пока он ещё в сознании, но импульсы, генерируемые им в виде управленческих воздействий, не доходят до исполнительных членов. А это – паралич, смерть.
Поиски правдоподобного объяснения феномена сети, оказавшейся при полной своей работоспособности служить людям, продолжались и шли во всех направлениях. Предположения появлялись и исчезали. На некоторых останавливались, обсуждали и анализировали, другие – лишь высказывались.
Появились люди, объяснявшие случившееся происками дьявола. Во весь голос заговорили о бунте техники.
Банк, атакованный Слайдом, отбивался как мог. Да, такой счёт есть, но чей не мог ответить.
К концу второго «без телефонного» дня город будто бы обрёл себя, но завершился он отказом в работе телеграфной сети и той куцей, наспех смонтированной телефонной, которую удалось создать за день.
Хозяин телеграфа Бастерсон, до того потиравший от удовольствия руки, обнаружил на ленте абонентского аппарата в своём кабинете телеграмму, в которой говорилось о его долге в полмиллиона долларов с приложением расчётного счёта в банке.
И это была последняя телеграмма, переданная в тот день по телеграфной сети. После неё всякая электрическая связь в городе перестала существовать.
Уже через полчаса Бастерсон не прошенным гостем сидел в кабинете Слайда. Непримиримые противники, они сегодня были похожи друг на друга: растерянные и подавленные.
– Кто же это сыграл нами такую шутку? – сокрушённо говорил Бастерсон, переживший за день взлёт на немыслимую ещё третьего дня высоту своей значимости, но тем неприятнее было его падение с перспективой получить заметный синяк в виде кругленькой суммы выброшенных неизвестно куда денег.
Слайда в это время удручало другое. До прихода Бастерсона в нём тлела надежда, что тот может быть виновником всех неприятностей. Можно было лелеять мечту о возмездии. А теперь бы он простил, пожалуй, сопернику по альтернативной связи, будь он даже виновником молчания телефонной сети. В конце концов, соперничество – внутреннее дело. Конечно, пришлось бы, наверное, поступиться для начала толикой доходов, зато через час-другой сеть вновь стала бы работать. А позже он нашёл бы не один способ расквитаться с прибытком для себя.
Так недавно думалось Слайду. Но Бастерсон – вот он. Сидит напротив и пытается вызвать его на разговор. А разговор не получается. И не получиться, хотя следует объединить усилия для борьбы с общим врагом.
Пришёл Ченг. Пиджак расстёгнут, галстук сбит на сторону.
– Ни-че-го! – возбуждённо выпалил он. Налил воды и выпил большими глотками стакан. – А Ваши инженеры, мистер Слайд, за день, похоже, поглупели на порядок… А-а, мистер Бастерсон!.. Ваши тоже сообразительностью не блещут. Вбили себе в головы одни формулы и схемы и ни о чём больше не хотят думать и слышать. Видите ли, законы Кирхгофа и Ома… Какой от них прок? Если в системе связи по каким-то причинам произошёл, возможно, качественный скачок… Эволюционный, если хотите. И она осознала себя!
По мере того, как он высказывался, густые брови Бастерсона поднимались вверх, а на лице появилось выражение удивления, снявшее растерянность.
– Вы, я смотрю, здесь уже далеко зашли… Мы пока ещё… – туманно выразился он и покачал головой.
– Наш Рэн решил, что электросеть обрела сознание и ожила для того, чтобы обеспечить свою старость, – с иронией в голосе сказал Слайд. – Иначе для чего ей потребовался от нас должок, как она это жульничество называет?.. Я правильно излагаю, Рэн? Бред Хенига не даёт тебе покоя.