Холодные и пустынные улицы темного города поглотили ее, и обильно поваливший снег к утру засыпал следы одиноких ночных прохожих.
Утром в рапорте о вчерашнем происшествии Патриков описал почти все, что видел. Умолчал только о женщине, которая, по его мнению, делала какие-то знаки нападавшим, — решил сначала сам кое-что проверить. Да еще описание лиц бандитов не очень получилось. Лица выходили «странные», «необычного цвета», «с очень неправильными чертами» — из этого фоторобот явно не сделать.
Во время утреннего оперативного совещания подсевший рядом участковый Буркин нашептал Николаю, что Корягу накануне гибели видели возле автобусной остановки в микрорайоне геологов с его приятелем-бомжем по прозвищу Блеклый.
— Слушай, достань мне этого Блеклого сегодня, — попросил Патриков.
— Вообще-то он от меня бегает, как черт от ладана, — призадумался участковый. — Мне он и самому нужен. Но сегодня постараюсь все-таки отыскать.
Когда Буркин увидел Блеклого, он сначала подумал: «Ага! Вот он, голубчик! На ловца и зверь бежит». А потом побежал за ним. Когда Блеклый увидел Буркина, он ничего не подумал. Он сначала побежал. И уже на бегу стал думать: «Ба! Участковый Буркин! Не по мою ли душу?». Поэтому в первый момент Блеклому удалось несколько оторваться от преследователя. Однако впопыхах он сделал ошибку, побежав в сторону нового квартала по открытой местности, где нельзя было затеряться во дворах или в толпе. На окраине нового квартала, на почтительном расстоянии от других новостроек стоял куцый в периметре девятиэтажный дом. Вокруг него-то и побежал бомж, чувствуя, что участковый начинает настигать. И, едва забежав за угол, Блеклый пошел на последний шаг, который мог его либо спасти, либо окончательно погубить — он заскочил в мусоросборник и закрыл за собой дверь. Буркин не увидел этого и, понимая, что добежать до ближайших строений за это время беглец физически не мог, решил, что он уже завернул за следующий угол. Блеклый немного отсиделся, чтобы дать возможность участковому отдалиться на почтительное расстояние, и стремглав выскочил наружу, намереваясь бежать в обратном направлении. Тем временем Буркин, все более удивляясь исчезновению бомжа из поля зрения и из последних сил убыстряя бег, вновь оказался перед дверью мусоросборника, где и столкнулся с выскочившим оттуда Блеклым. От столкновения оба упали на землю.
— Обложили! — в отчаянии закричал бомж и, подхватившись, рванулся было вперед. Но участковый, быстро перевернувшись на живот, успел схватить его за штанину, и Блеклый, широко взмахнув руками, словно подстреленная на взлете птица, клюнул лицом снег.
— Да я этого Корягу видел всего две минуты, — словно оправдываясь, говорил Блеклый Патрикову, когда Буркин привел его в отделение. — Иду мимо остановки, а тут он. Ну, я его по ходу проводил чуть-чуть.
— А про украденный чемодан он тебе ничего не говорил? — как бы между делом поинтересовался Патриков, внимательно вглядываясь в лицо собеседника.
— Говорил, — после продолжительной паузы признался Блеклый.
— Что говорил?
— Ну, что чемодан спер.
— И куда дел?
— Ну, там оставил одному.
— В пятиэтажке, в микрорайоне НГДУ?
— Ну да, на четвертом этаже.
— На третьем, — полувопросительно уточнил Патриков.
— Может, и на третьем, вам видней, — пожал плечами Блеклый. — Но мне он сказал, что на четвертом.
У Патрикова в памяти снова всплыла женщина с ярко крашенными волосами. Вспомнил он и мужчину, который увел ее наверх. Теперь он почти не сомневался, что именно в квартире этих людей оставил свой чемодан почивший бомж Сверчков, который либо перепутал с испугу, либо целенаправленно назвал не тот этаж тому, кто его потом убил. Казалось бы, все начинает выстраиваться в стройную логическую цепочку. Однако странные бандиты-монстры, их неуместная одежда, непонятное оружие, которым они пользовались — все это вплетало в цепь событий элемент почти мистической загадочности, ощущение тайны, раскрыть которую было не так просто, как могло показаться. Вспомнил Николай и синеющую на воздухе кровь, которую он, вернувшись, соскреб в тот вечер со ступенек в сделанный из листа записной книжки кулек. Теперь надо отвезти его экспертам из УВД. А потом — снова в злополучный подъезд, но теперь уже на четвертый этаж.
— Все, — сказал майор Ермолов, когда Патриков зашел к нему поделиться кое-какими догадками. — Дело об убийстве Сверчкова передается в УВД. Напиши подробный отчет по нему, изложи все факты, которые знаешь, свои версии и можешь спокойно дорабатывать материалы по другим преступлениям.
— Но, мне кажется, я только нащупал логическую взаимосвязь между различными фактами, только начал по-настоящему входить в суть дела.
Ермолов развел руками:
— Но ты же понимаешь, что это не зависит от нас. Есть приказ передать дело в УВД. Не переживай. Тебе еще хватит запутанных преступлений.
Дело Патриков сдал. Но женщина с крашеными волосами не давала ему покоя. Поэтому вечером он вновь направился в уже знакомый подъезд. Мужчину, открывшего ему дверь, Николай узнал сразу. Увидев удостоверение, тот несколько смутился. Они расположились для беседы в уютной комнате, где на журнальном столике стоял красивый бронзовый подсвечник с истаявшими розовыми свечами. Сидя в предложенном ему кресле-качалке, Патриков внимательно изучал взглядом хозяина квартиры, оказавшегося поэтом Блоковым, о котором Николай где-то что-то слышал или читал.
— Вы, наверное, насчет перестрелки в подъезде? — спросил поэт, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку дивана.
— Именно.
— Я слышал стрельбу.
— И кое-что видели.
— Да, я выходил.
— Не один.
— Со мной была моя знакомая, — после некоторого замешательства признался поэт.
— Почему она вышла?
— Из любопытства, очевидно.
Патриков долгим испытывающим взглядом смотрел в лицо Блокова.
— А вам не показалось, что она знакома с нападавшими?
— Да что вы! Откуда? Нет, не показалось.
— А вот мне показалось.
Блоков вдруг сосредоточился и начал что-то напряженно соображать.
— Что, есть повод для размышления? — оживился оперативник.
— Да как сказать…
— Так что? Могла она знать этих людей?
— Не знаю. Мы с ней были знакомы очень недолго. Но, думаю, что вряд ли у нее могло быть что-то общее с уголовниками.
— А вы никогда не видели тех парней раньше?
— Нет.
— Могу я поговорить с вашей знакомой?
— Дело в том, что я знаю ее только по имени и совсем не знаю, где она живет.
— Не обижайтесь, но это, по крайней мере, смешно.
— Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но тем не менее я говорю правду.
— Возможно. И как же зовут вашу знакомую?
Поэт замялся.
— Вы знаете, у нее трудное иностранное имя, нечто созвучное слову Лэнгли.
— Ка-ак?
— Ну, нечто вроде Лэнгли.
— Да-а, серьезная, видно, женщина. И больше ничего вы о ней рассказать не можете?
— Нет.
— А не было ли у нее большого черного чемодана? Не заметили?
— Был, — не смог соврать Блоков под пристальным и слегка насмешливым взглядом оперативника.
— И где он?
— Она забрала его с собой.
— А не знаете ли вы случайно, что было в этом чемодане?
— Знаю. Он был пуст. А что, этот чемодан имеет какое-то отношение к вашей работе?
— Похоже, что имеет. Она пришла к вам с этим чемоданом?
— Да, — здесь Блоков снова замешкался, не решаясь сказать, что ее принесли в чемодане, поскольку и это было бы неправдой. — Она была при нем.
— И зачем же она ходит с огромным пустым чемоданом?
— Не знаю. Наверное, купила по дороге.
— Логично. Что ж, спасибо и на том. Будьте готовы к тому, что вас вызовут в милицию.
Уже распахнув входную дверь, Патриков вдруг обернулся и, кажется, неожиданно даже для себя спросил:
— А не была ли она одета в черный плащ и шляпу?
Вопрос не просто удивил, а буквально поразил поэта.