«Какая глупость! — нервно подумала она. — Это ж надо…»
— Как все глупо, — торжественно произнес робот. — Это же надо…
— Ну зачем ты к ним пристаешь? — смело дотронулся Вадик до робота. — Пойдем со мной, поиграем. Идем…
— Нет уж, — настаивала Марья Ивановна. — Пусть он теперь все про всех расскажет. Кто что про кого думает… Интересно, кого это я хочу выгнать. Хотела бы я знать, кто так думал. Хотя я догадываюсь…
— Ну идем же! — Вадик тщетно пытался сдвинуть робота с места.
«Ну, сейчас начнется!» — подумал Олег Андреевич.
— Ну, сейчас такое начнется! — почему-то ликующе выкрикнул робот.
Андрей Сергеевич наблюдал за происходящим с невозмутимым спокойствием:
— А по-моему, такой робот нам очень нужен. Ведь он что, шельмец, делает? Наши же мысли перед всеми высказывает. Так сказать, помогает нам становиться лучше…
— И что ж в этом хорошего? — сверкнула глазами Марья Ивановна.
— Не думай ничего плохого ни о ком — и тогда все нормально будет. Живи себе спокойненько, — улыбнулся Андрей Сергеевич.
— А что? Папа прав, — сказала Инна Петровна.
— Это где же вы такое видели, чтобы у нас никто ни о ком ничего плохого не подумал? — стояла на своем Марья Ивановна. И добавила еще решительнее: — Гнать его, гнать его отсюда надо, и чем скорее, тем лучше будет, для всех нас, уж я знаю.
— Не отдам, никому не отдам моего робота! — расплакался Вадик.
«Да, — подумал Олег Андреевич. — Нам бы этого робота лет десять назад… Нам бы друг о друге раньше подумать… Мы в нем, словно в зеркале… А теперь…»
— Вам, людям, всегда друг о друге думать надо. Не только теперь, — медленно произнес робот.
Инна Петровна хотела что-то сказать, но в это время раздался звонок.
Андрей Сергеевич отворил дверь. На пороге стоял… звездочет из магазина «Магические игры».
— Прошу прощения, — приветливо улыбнулся он. — Произошла ошибка. Вы, Андрей Сергеевич, заслужили совершенно другого робота, который будет говорить вам исключительно приятные вещи — и только! Вот, получите! — и он протянул ошеломленному Андрею Сергеевичу коробку.
Звездочет повернулся и уже собрался уйти, но тут Олег Андреевич тронул его за рукав:
— Позвольте, а что же нам с этим, первым роботом делать? Разве вы его не заберете?
— Разумеется, нет! К тому же, он уже подарен Вадику! — хитро заулыбался звездочет. — Я уверен, что они поладят!
И с этими словами он исчез.
Свои планы
Был летний пасмурный день. Сплошные серые тучи покрывали небо. Накрапывал дождь. За широким окном уютной четырехместной каюты один за другим мелькали небольшие холмы с темнеющими на них хвойными и смешанными лесами. Вскоре все они остались далеко за горизонтом, и перед глазами раскинулись бескрайние поля. Порывистый ветер волновал пшеничное море.
Трансконтинентальный магнибус «Скандинавия — Австралия» стрелой летел по магнитному коридору в Южное полушарие планеты.
Шилл Соон устроился в кресле поудобнее и со сдержанной улыбкой на тонких губах неторопливо осмотрел пока еще никем не занятые места и всю каюту. И уже в который раз ему вспомнился тот далекий удивительный день. День его молодости. День, когда они с хорошенькой и совсем юной Марри оставили бесполезную, как им тогда казалось, работу в изыскательской группе на Памире. Они решили переехать жить в Австралию. Они были молоды, полны сил и энергии, светлые чувства и большие надежды переполняли их сердца и души. Шилл и Марри были твердо уверены в том, что их ждет большое будущее, настоящее счастье.
…На промежуточной станции «Памир», где континентальные магнибусы останавливались лишь по требованию, царила безмятежная атмосфера. Пассажиров было немного. Магнибусов — тоже.
Двое молодых людей в ожиданни прохаживались по небольшому чистому перрону. Это были Марри и Шилл. Нетерпение отражалось на их лицах. Рядом с ними никого не было, разве что какой-то дряхлый старик у колонны.
Шиллу и Марри хотелось поскорее покинуть эти места, начать новую жизнь, свою жизнь. Время от времени они останавливались, и тогда Марри, воспользовавшись радостной минуткой, замирала в крепких объятиях Шилла, наслаждаясь долгим и нежным поцелуем. Шилл был великолепен. Он пьянел от любви.
На информационном табло появилась надпись: «Скандинавия — Австралия», и начался отсчет времени до прибытия магнибуса. Оставалась одна минута.
…Шилл Соон отвлекся от своих воспоминаний, взглянул на часы, хотел было пересесть в другое свободное кресло, но передумал; только придвинул свое кресло вплотную к окну, надеясь увидеть тот самый перрон, с которого, можно сказать, начиналась их совместная жизнь с Марри… До прибытия на станцию «Памир» была одна минута.
…Магнибус прибыл точно по расписанию и плавно остановился с правой стороны перрона. Это был суперлайнер весьма внушительных размеров.
Шилл и Марри заспешили к магнибусу.
И в эту секунду их остановил хриплый старческий голос:
— Молодые люди, помогите мне, пожалуйста, пройти на посадку! Возраст уже не тот…
Шилл и Марри торопливо подхватили старика под руки и чуть ли не потащили его в магнибус.
— Вот спасибо, есть еще добрые люди, вот спасибо! — причитал дед, то и дело причмокивая губами.
«Ну старикашка, чуть живой, а все туда же: в Австралию!» — беззлобно подумал Шилл уже в тамбуре-салоне.
… Шилл Соон остался разочарован, когда обнаружил, что окно его каюты оказалось не со стороны перрона. «Очень жаль», — подумал он и вспомнил, что оно действительно не должно было выходить на перрон. Он снова посмотрел на часы. Два свободных кресла напомнили ему о сокровенном, и нежно оберегаемое памятью чувство всколыхнуло его душу.
Соон тяжело вздохнул и вернул свое кресло на прежнее место. Волнение нарастало. Наверное, пора…
В этот момент раздался легкий щелчок, и дверь каюты отворилась. В дверном проеме стоял старик, который внимательными колючими глазами буквально впился в Шилла Соона, как будто соображая, туда ли он попал. Старик не спешил.
— Дедушка, вы, наверное, ошиблись номером? — не выдержал Шилл Соон.
— Нет, нет, — послышался из коридора девичий голос, — проходите смелее, дедушка. Все правильно. Эта каюта наша.
Старик, опираясь на грубую трость, проковылял несколько шагов вперед, уселся в кресло рядом с Шиллом Сооном и тут же задремал, склонив голову набок.
Молодые Шилл и Марри, словно свежий ветер, ворвались в каюту и теперь устраивались на своих местах.
Шилл Соон будто оцепенел и, не отрывая взгляда от Марри, ощутил, что вокруг стало значительно светлее. Все наполнилось красотой и имеющей конкретную цель настоящей жизнью, хотя Шилл сознавал, насколько это противоречит тому физическому состоянию, в котором они теперь все вместе находятся. Было трудно поверить, что они все собрались в одной каюте.
Молодые о чем-то перешептывались, улыбки не сходили с их лиц, иногда они смеялись, а Шилл Соон по-прежнему не мог отвести взгляд от Марри, любимый образ которой он пронес через всю свою жизнь. И никакой другой Марри Шилл Соон не знал и помнить не мог. Другой ее просто не существовало. Он по-прежнему любил ее, горячо и нежно, страстно и трепетно, всем сердцем, всей душой, всей памятью о ней.
— Послушайте, — вдруг обратился молодой Шилл к пожилому Шиллу Соону, — вам не кажется, что…
— Кажется, — не дал договорить ему Шилл Соон, — но…
Они смотрели друг другу в глаза. В глаза, которые, пожалуй, были тем единственным, что оставалось неизменным и общим в теперешней ситуации, глаза, которые отражали их внутренний дух, дух единой души, души, разделенной во времени, имеющей разный жизненный опыт и теперь уже весьма непохожей.
Шилл Соон смотрел добрым взглядом, выражая глубокую, почти отцовскую озабоченность и надежду, что его поймут, ему поверят.
Молодой Шилл не мог, да и не желал отвечать тем же. Для него это был посторонний человек, которого он никогда раньше не встречал и который ему, в общем-то, не нравился, видимо, из-за того, что столь бестактно наблюдал за ними, а особенно за Марри.