На станции Сталинская, бессменной столице северо-востока Красной ветки, жизнь текла по привычному распорядку. Казалось, что смены руководства никто и не заметил. Или на эту смену всем было просто плевать. Общественные учреждения — баня, грибные плантации, детский сад, лазарет, столовая — работали по заведенному графику. Даже лозунги, столь любимые прежним секретарем Анатолием Лыковым, продолжали висеть на своих местах, пересекая пространство между колоннами и призывая трудящихся что-то там усилить, укрепить, умножить, да и вообще решительнее ковать победу коммунизма. Вот, вероятно, этим сталинцы и занимались, потому что праздношатающихся людей заметно не было, и только посередине платформы прохаживались два красноармейца.
— Где у вас тут тюрьма? — Кирилл постарался придать своему голосу солидности.
— С какой целью интересуешься, боец? — подозрительно сощурился патрульный.
— Кирилл Зорин, ординарец Сомова. У меня пропуск, мне надо арестованную допросить, — приврать про то, что он был ординарцем, Зорин придумал по дороге сюда, справедливо рассудив, что правда это или нет, никто выяснять не будет, а про то, что он выступал в дуэли как секундант Сомова, знали многие.
— Следуй за мной, — невозмутимо велел патрульный.
Шагая в торец платформы, спускаясь вниз по лестницам и углубляясь в служебные переходы, Кирилл не мог побороть дрожь: неужели сейчас он увидит Ирину? Как она? Наверное, испугана, переживает. Надо будет ее как-то успокоить…
Провожатый остановился перед красноармейцем в шинели и буденовке с нашитой красной звездой. В руках боец сжимал винтовку со штыком, преграждая доступ к двери, обшитой металлом. Неожиданное волнение обуяло Зорина, сердце бешено забилось.
Кирилл не мог понять, что вдруг с ним произошло, но спина моментально намокла, а материал под мышками прилип к коже. Постаравшись успокоить дыхание, он двинулся вперед.
— Что надо? — еще на подходе окликнул его часовой.
— Я на допрос… — ответил Зорин. — К Лыковой.
— Разрешение на вход! — часовой внимательно посмотрел на юношу.
Зорин достал записку отца и протянул караульному. Тот развернул бумагу, прочитал и сунул в карман шинели.
— А-а… — юноша потянулся за рукой красноармейца.
— Одноразовое, — пояснил тот. — Проходи!
Первое, что почувствовал Зорин, закрывая за собой дверь, — гнетущая влажная прохлада. И еще чуть уловимый гнилой запах подземной сырости казематов.
— Вы к кому? — охранник, сидевший за столом напротив входа, пристально посмотрел на Кирилла.
— К Лыковой, — сухо отозвался юноша.
Тюремщик опустил глаза. Тетрадные листы приятно зашелестели. Записей в журнале была тьма. Мужчина перевернул страницу. Потом еще, и еще одну. Указательный палец заскользил по фамилиям и порядковым номерам камер.
— Она только вчера была арестована, — сказал Кирилл, пораженный фарсом, который разыгрывался перед ним.
— А мне все едино — вчера или позавчера, — пробубнил охранник. — У нас, вишь, заключенные по фамилиям проходят, а фамилии по алфавиту записаны… ага! Нашел. Лыкова И. А., камера номер девять… Идите за мной.
Красноармеец отошел от стола, поправил связку ключей на боку и, неторопливо, разглядывая потолок и стены, двинулся по коридору. Остановившись возле одной из дверей, достал из шкафчика, висевшего рядом на стене, огарок свечи и зажег фитиль.
— Нате, — сказал он, передавая Зорину подсвечник. — В камерах свет не предусмотрен.
Пламя в руке Кирилла затрепетало.
— Осторожно… Захочете выйти, стучите.
— Ирина? Лыкова? Ты здесь? — оглядывая маленькую, абсолютно пустую комнатку, Кирилл никак не мог понять, куда же девалась девушка, потому что на первый взгляд тут никого не было.
— Кто вы?.. — донеслось из самого темного угла.
— Ира, не бойся, это я, Зорин, — Кирилл поставил подсвечник на пол. — Мы с тобой в школу вместе ходили… Помнишь?
Девушка подошла ближе, встала на колени и протянула трясущиеся ладони к свече. Огонек осветил испуганные глаза на измученном лице. Кирилл быстро скинул с себя бушлат и набросил ей на плечи.
— Спасибо, — проговорила Лыкова дрожащим голосом. — А поесть у тебя ничего нет?
Зорин опешил. Он совершенно не ожидал подобного вопроса.
— Тебя что, не кормили? Сволочи!
Ирина, уже не сдерживаясь, залилась слезами. Сердце юноши сжалось. Любимая… его любимая томится в тюрьме, в этом холоде, в этой темноте… Да еще и голодная! Зорин вскочил на ноги и стал барабанить в дверь. Снаружи раздались частые шаги. Охранник приоткрыл глазок и посмотрел внутрь.