Мужчина медленно обошел вокруг рабочего стола, бывшего предметом зависти всех, и больших и малых начальников, которые когда-либо бывали у него в гостях либо по делу. Еще бы, при том, что и обычные столы-стулья в метро редкость, никакому отряду сталкеров не под силу было притащить на себе массивные резные кресла, стулья, шкафы, инкрустированные ценными породами дерева. Он любовно обвел взглядом все это богатство, которое когда-то, по построенной через подвалы одноколейке, перекочевало сюда прямиком из кабинета директора Мелькомбината. Кожа, разумеется, пообтерлась за двадцать-то лет, но прорезные латунные накладки с изображением охотничьих сцен блестели как новые.
«Кому все это достанется? Может, Москвин себе заберет? Ведь Зорин, примитив и нищеброд, даже и не оценит этой царской роскоши, как и Сомов, помощничек его… Да и черт с вами! Пусть хоть все разворуют, на дрова пустят, но вот письменный прибор я вам не оставлю! Еще чего! Нет уж, позолоченная бронза, отделанная малахитом, никому из вас не достанется, жирно будет! Надо немедленно переправить его и иные вещи на Ганзу. Да, это надо срочно сделать. Дуэль, конечно, хорошо — Петр в отличной физической форме, и в его победе сомневаться не приходится, но лучше подстраховаться. Это будет правильно», — Лыков позвал дежурного и распорядился начать упаковку.
К тому, что в туннелях звук играет в особые забавы, не подвластные законам физики, люди уже давно привыкли. В одном перегоне можно слушать биение сердца напарника, а в другом тьма, точно черная вата, проглотит даже выстрел за спиной. Чувство взгляда из темноты тоже меняется от места к месту. Где-то вполне возможен задушевный разговор у костра, а в ином месте кажется, что стоит опустить автомат, как из мгновенно образовавшегося люка кинется чудовище. Тишина и опасность в каждом туннеле сугубо индивидуальны, вроде отпечатков пальцев. Опытные торговцы и караванщики любят хвастать, что с завязанными глазами узнают любой перегон.
В середине участка между Красносельской и Сталинской в тишине ворочался десяток вооруженных людей. На шевронах автоматчиков, занявших оборону вокруг дрезины с пулеметом, поблескивали серп, молот и надписи, сделанные местами облупившейся серебрянкой: ударный отряд гвардейской роты второго стрелкового Краснознаменного полка имени товарища Фрунзе.
Оправдывая громкое название, солдаты носили настоящий камуфляж и бронежилеты. Кроме гвардии, такую роскошь могли позволить только оперативники КГБ с Лубянки. Правда, в отличие от чекистов, форма автоматчиков выглядела изрядно застиранной, а в бронежилетах виднелись залатанные дырки, оставшиеся в наследство от предыдущих владельцев. Красная линия генетически унаследовала многие болезни СССР. Не стал исключением и дефицит. В сравнении с воинами красной гвардии любой пограничник Ганзы мог сойти за преуспевающего сталкера.
Бойцы, приготовившись, замерли вдоль стен туннеля, направив автоматы в сторону Сталинской. Застывшие лица походили на маски. Казалось, еще немного, и можно будет расслышать, как нервы гудят, словно обмотки в трансформаторе. Аура тревоги окутала вооруженных людей, подобно электрическому полю. Повисшего в воздухе напряжения было достаточно, чтобы шарахнул разряд. Друзей так не встречают.
— Командир, а чего церемониться? Может, их это… из пулемета? Как они нас хотели? — предложил бородатый детина, когда тягостная тишина стала окончательно невмоготу.
Голос бойца, под стать комплекции, звучал сочным басом. Остальные гвардейцы одобрительно загудели. Все прекрасно помнили трупы челноков, изорванные пулеметным огнем настолько, что жены и родители с трудом опознали погибших. Если бы не склероз деда-стрелочника, который по ошибке пропустил караван, то именно отряд оказался на месте убитых.
Невысокий здоровяк лет тридцати, с бритым «под ноль» черепом, отрицательно мотнул головой. В молодости он обладал роскошной шевелюрой, однако занятия вольной борьбой и боксом потребовали отказаться от непрактичного и опасного на ринге или татами волосяного покрова. Не изменился внешний вид и после окончания спортивной карьеры. И внешность Федора Сомова была также характерна для представителя силовых единоборств. Широкая, массивная шея, квадратный подбородок, перебитый в двух местах нос, плотно прижатые к лысому черепу уши, правда, одно из них, со сломанным хрящом (результат неспортивного поведения давнего спарринг-партнера), чуть торчало в сторону, добавляя внушительному виду легкий налет комичности.
Бородач, явно разочарованный отказом, покосился на пулемет.
— Скажем, что фашисты. Никто не докажет, — прогудел он.