В доме Око-лонга никогда не употребляли в пищу продукты, подвергавшиеся в той или иной степени химической, биологической, радиоактивной или какой-либо иной обработке. Не говоря уже вообще об искусственной пище. Положение, которое занимал в обществе многосторонний, позволяло ему вести такой образ жизни.
Слепач сделал Око-лонгу знак, означающий, что все готово, и исчез.
— Прошу к столу, — сказал многосторонний.
Он первым занял место в центре. Сезулла Нэил села справа от него. Остальные гости расположились кто как хотел.
И долгожданный праздник начался.
Юбилей Око-лонга набирал все большую силу небывалого веселья, безудержно распространяясь по Зеркальному Подвальчику.
Радостный смех, звон алмазных бокалов, возбужденные голоса собравшихся сменялись эстрадно-театральными представлениями самых популярных артистов планеты. Дивно плавающие в воздухе радужные пузыри хмельных напитков и опьяняющие ароматы изысканных и редчайших блюд вдруг уступали место бодрящему и вселяющему безграничное личное счастье психовоздействию фокусников-душетворителей.
Зеркальный Подвальчик то плыл в бескрайние просторы морей, то барахтался в бурном потоке любовных страстей, то взмывал в захватывающую дух небесную высь, то погружался в кружащие сознание цвето-музыкально-иллюзионные бури, превращаясь в бесконечную площадку самого супермодного времяпрепровождения. Он вмещал как будто бы всех и все. Программа вечера, похоже, была неисчерпаемой и настолько многообразной, что без остатка вовлекала каждого в свой гигантский круговорот высокого искусства понимания истинных, волнующих душу творений. Она порождала величайшие возможности видеть, знать, получать и обладать всем этим удивительным миром желаний и удовольствий. Венцом происходящего постоянно оказывалась столь необходимая и сладостная психологическая разрядка.
Однако у Сезуллы Нэил все получалось как-то невпопад. Она очень старалась успеть вовремя засмеяться, сменить один наряд на другой, надеть самое модное губное платье, выйти, зайти, пошутить, улыбнуться, закричать, промолчать, сказать, дышать громко или вообще не дышать, смотреть — не видеть…
Нэил очень старалась. Очень, очень. Но Око-лонг, не помышляя о том, все-таки уловил ее внутреннее беспокойство, ее легкую неуверенность. Нэил как бы раздвоилась. Одна Сезулла мелькала здесь, но другой, которую Око знал всегда, рядом не было. Впервые в своей жизни многосторонний не ощутил повседневной доверчивой близости Нэил.
Исподволь он стал присматриваться к своей жене. Пожалуй, во всем ее существе только глаза оставались чем-то живым, ищущим. Глаза, которые в начале юбилея смотрели на Око с какой-то странной тревогой и будто бы смутной надеждой. Глаза, которые немного позже наполнились тихой грустью и приглушенной печалью. Глаза, которые уже перед тем, как Чонки-лао пригласил многостороннего в нишу соседнего подвальчика, стали такими далекими и словно чужими, затаив в своей глубине мучительные желания.
Нэил теперь не смотрела в сторону мужа. Око-лонг почувствовал, что она замкнулась в себе. Похоже, ей не нужны были никто и ничто.
«Что же с ней случилось?» — мучился Око-лонг. Многосторонний не пытался выяснить у нее причины душевного беспокойства. Он хотел сам понять суть происходящего.
С такими неприятными мыслями Око-лонг вырвался из очередного вихря светомелькающей пьесы о современниках и направился к Чонки-лао.
— Вам не понравилась пьеса? — поинтересовался тот, когда многосторонний пересек нишу. Ниша сегодня была слишком эластичной и слегка пружинила под ногами.
— Разве нам с вами она может понравиться? — Око-лонг сделал освещение в комнате еще более приятно-голубым и подумал: «Видимо, Чонки-лао заметил мое настроение. Надо быть разумнее».
Было тихо. Только слабый морской ветерок дышал каждому в грудь. Приятно так отдыхать…
Чонки-лао не решался спрашивать о причине сегодняшнего отсутствия Око-лонга в Соединении после полудня. Ему не терпелось поскорее рассказать многостороннему кое-что важное. Новости были у него самого.
Чонки-лао, конечно, заметил, что Око-лонг чем-то обеспокоен. Он невольно связал этот факт с событиями дня. И еще он подумал о том, что незачем откладывать столь необходимый разговор.
— Есть некоторые рапорт-данные, которые не терпят отлагательства, — резво начал Чонки с важным выражением лица.
Око-лонг взглянул на него с безразличием и даже зевнул, но это не смутило Чонки, поэтому он, по обыкновению витиевато, продолжил: