— Сначала выпейте вот это, — Драпов приподнял одной рукой голову художника, другой поднес к его рту граненый стакан с фиолетовой, похожей на чернила жидкостью.
Евгению снова стало не по себе. «Что ж, если решился, надо идти до конца», — обреченно подумал он и, отняв у ассистента стакан, залпом выпил его содержимое. Сразу стало холодно. Тело пронзила мелкая дрожь, и все вокруг приобрело какие-то зыбкие очертания. Художник вопрошающе посмотрел на доктора.
— Все должно быть хорошо, — утвердительно кивнул головой Шурин, выглядывая из-за вращающихся рамок.
— Теперь давайте вашу вену, — Драпов поднес к руке Охрина большой шприц с бесцветной мутной жидкостью.
— Одноразовых шприцев у вас нет, что ли? — нервно спросил Евгений, приподнимаясь.
— Такого размера нет, — почему-то довольно ответил ассистент и нажатием ладони уложил пациента обратно. Затем ввел длинную иглу.
— Думайте о вашей проблеме, — низким тягучим голосом говорил доктор. — И не забудьте отойти на пять шагов.
Его рот, увеличенный висевшим напротив лица стеклянным шаром, казался огромным, а выглядывавшие из-за шара глазки несоразмерно маленькими, как у бегемота.
— Ду-май-те о ва-шей про-бле-ме… — повторял гигантский рот.
— Если бы я мог о ней не думать, — с трудом ответил художник, чувствуя, что начинает терять дар речи.
«Накачали наркотиками, — вдруг прорезалась в его сознании четкая и ясная мысль. — Ну конечно! Как можно было сразу не догадаться!». — Он повел отяжелевшими глазами и увидел, как ассистент вороватой, танцующей походочкой подошел к столу и, укладывая шприц, как-то подленько улыбнулся. Евгений посмотрел на доктора. Стеклянный шар злорадно оскалился. Художник вытянул вперед руку с растопыренными пальцами, пытаясь приподняться и дотянуться до Шурина.
— Ах вы… наркомафия! — преодолевая сопротивление собственного языка, еще успел выдавить из себя пациент, и его рука со шлепком безжизненно упала на кожаный матрас.
Сначала это было похоже на сон. Он стоял у ее дома, напротив ее подъезда. Был вечер, и в ее окне с задернутой кружевной занавеской горел свет. Постепенно все вокруг приобретало более реальные очертания. В какой-то момент ему показалось, что сном было его приключение с экстрасенсом, и в действительности он просто пришел к дому, в котором она когда-то жила, чтобы утешить себя воспоминаниями. И только знакомая кружевная занавеска, которой теперь на этом окне быть не должно, свидетельствовала о том, что происходит нечто нереальное. Евгений, задыхаясь не то от волнения, не то от быстрого подъема по лестнице, позвонил в ее дверь. Дверь отворилась и… Да, это была Инна. Евгений смотрел на нее не отрываясь, боясь, что она сейчас исчезнет, и он проснется у себя дома или на раскладушке у доктора Шурина, впрочем, не важно где, главное, что все вокруг в одно мгновение может исчезнуть, и он уже никогда не увидит ее и не скажет всего, что хотел сказать.
— Я хочу тебе объяснить, — начал он, нарушив молчание. — Я должен тебе объяснить.
— Ты пришел только за этим? — тихо спросила она, и в глазах женщины появилось выражение разочарования.
— Нет-нет, не только…
— Тогда входи.
Он вошел не только в до боли знакомую квартиру с той неповторимой аурой, которую каждый человек создает в своем жилище своим присутствием, своей сущностью и всей своей жизнью. Он вошел в еще не столь отдаленное, но уже столь неповторимое, невозвратимое прошлое.
— Я все-таки должен объяснить, — снова начал он, опускаясь возле нее на диван и чувствуя, как неумолимо быстро уходит отведенное ему время.
— Может, мы сейчас не будем говорить о плохом, — попросила она. — Может быть, как-нибудь потом?
— Хорошо, — неожиданно для себя согласился Евгений и с удивлением понял, что ему совсем не хочется говорить о том, зачем он пришел.
— Ты здесь, и это главное, — сказала она.
Они немного помолчали, выжидающе глядя друг на друга.
— Я напою тебя чаем, — вдруг спохватилась она и впервые за это время улыбнулась.
Они просто пили чай, просто смотрели в глаза друг другу и просто говорили. Ни о чем. Но к ним медленно и неотвратимо возвращались едва было не утраченные чувства.
Вдруг Евгений ощутил сильное головокружение и странное онемение в теле. «Пора», — мелькнула мысль. Он быстро встал и сделал пять шагов, Потом на всякий случай еще один. Его ошибкой было то, что он пошел в сторону выхода.
— Постой! — крикнула Инна, срываясь с места. — Ты что, уходишь?
— Сейчас, подожди… — растирая ладонью висок, Евгений пытался унять одолевшую его головную боль.
Инна крепко вцепилась руками в ткань его одежды.
— Куда ты? Ну что случилось? Что? Евгений попытался отнять ее руки, но она так крепко сжала пальцы, что это оказалось невозможным. В глазах художника завертелись большие концентрические круги. Руки Инны неожиданно сделались большими и сильными. Впрочем, это уже были не ее руки.
«Ты не отошел от нее! Ты не отошел от нее!» — неистово кричал доктор Шурин, приподнимая Евгения с раскладушки и тряся его за ворот рубашки.
Еще ничего не соображая, художник инстинктивно сопротивлялся, упираясь доктору ногами в живот и беспорядочно ударяя его по рукам.
— Перестаньте его трясти! Вы что, не видите — человеку плохо? — сказала Инна, отходя от окна. — Что вам надо от него?
Шурин отпустил художника.
— Послушайте, доктор, что за фамильярность? — возмутился Евгений, усаживаясь на кожаном матрасе и удивленно осматриваясь по сторонам.
— Это твои друзья? Куда ты меня привел? — спросила Инна, обращаясь уже к Евгению.
— Кошмар! — воскликнул ассистент, во все глаза уставившись на женщину. — Кош-ма-ар!
— Какой кошмар? Кто вы такие? — не унималась Инна, пытаясь осмыслить происходящее.
Евгений ошарашенно молчал.
— Ассистент, готовьте препараты! — скомандовал бледный, но уже овладевший собою доктор. — Вы слышали, что я сказал?
— А куда мы денем тело? — растерялся тот.
— Если тело проникло сюда, значит, есть способ отправить его обратно.
— Но мы же его не знаем!
— Престаньте отговариваться!
— Да что здесь вообще происходит? — вмешалась Инна.
Доктор молча покосился на нее, затем подошел к Евгению, крепко сжал ладонью его плечо и, наклонившись, решительно сказал на ухо:
— Женщину — на раскладушку! И постарайтесь подготовить ее морально.
Евгений стряхнул ладонь Шурина со своего плеча.
— Я не понял, вы что здесь экспериментировать на людях собираетесь? — наконец выговорил он, окончательно выйдя из оцепенения.
— Мы уже час, как экспериментируем, — зло парировал Шурин. — Кстати, рекомендации врача надо выполнять, тогда не будет осложнений.
— Евгений, кто эти люди? — снова обратилась к художнику Инна.
— Да так, случайные знакомые.
Евгений встал, подошел к Инне. Только теперь, глядя на нее вблизи, он вдруг осознал всю невероятность и значимость того, что произошло. Он протянул руку, тронул ее плечо, лицо, волосы.
— Не бойся, — сказал он, — ты останешься со мной.
— Что он делает?! Вы посмотрите, что он делает! — засуетился ассистент. — Она же умерла! Поймите, она умерла!
— Тихо! — художник сделал угрожающий жест рукой.
Драпов отпрянул.
— Не слушай этих психов, — успокоил женщину Евгений. — Мы уже уходим.
Они двинулись к выходу. Доктор загородил им дорогу.
— Ты сошел с ума! Ты не понимаешь, что делаешь!
Евгений вежливо, но решительно отодвинул его в сторону.
— Ты сам псих! Маньяк! Тебя лечить надо! — выйдя из себя, закричал вслед художнику ассистент.
И тут произошло нечто, заставившее всех застыть на месте. В кухне вдруг послышались тяжелый топот и крики:
— Помоги! Помоги! Старика ранили!
— Откуда он взялся?
— Стойте! Дайте мне сказать!
— Тихо! Пусть скажет. Может, это важно.
— Я хотел сказать…
Голос оборвался.
— Умер.
— Как же его угораздило?
— А куда это мы забежали?
— Да мы, вроде, по лесу бежали.
— Спокойно! Сейчас все выясним.
Снова послышались тяжелые шаги, и из кухни с автоматом наготове вышел небритого вида суровый человек в потертой кожаной куртке и надвинутой на глаза кепке. За ним также с оружием наготове вышли еще трое, нет, четверо человек: молодой парень в шинели без опознавательных знаков с немецким автоматом, коренастый мужик с пышной черной бородой, одетый в некогда длинный и неровно подрезанный плащ, с ППШ, седой человек в ватнике с винтовкой и высокий среднего роста интеллигент в потрепанном демисезонном пальто. Последний был вооружен маузером.