— В базовом лагере на Мелунге, — сказала Диана, — был один проводник… Так он по большому секрету и по большому подпитию рассказал сплетню, что далай-лама умер два года назад, а панчен-лама скрыл это, чтобы выиграть время для поисков реинкарнации.
— Все может быть… — сказал я, провожая глазами процессию.
Последний, замыкающий монах из толпы — очень тощий человечек в шафранно-желтой рясе — швырнул в нашу сторону горсть риса и одарил нас беззубой улыбкой и поклоном. Когда он вместе с остальными скрылся за лесом из бамбуковых флагштоков, мы стряхнули с себя рис и продолжили наш путь.
По мере того, как мы поднимались по крутой тропинке к зданию Канцелярии, погода начала стремительно портиться. Ветер усилился, стал холодным и пригнал тяжелые плотные облака. Они облепили черепичную крышу Канцелярии, большого неуклюжего здания, до того запущенного, что даже отсюда было видно, как осыпается отсыревшая штукатурка и крошится каменная кладка. Канцелярию так много и часто перестраивали, что сейчас она состояла словно из одних только пристроек, флигелей, эркеров, веранд и террас, под которыми не видно было первоначального здания. Весь этот угрюмый и обшарпанный архитектурный ансамбль прилепился к северному склону горы, поддерживаемый дюжиной толстенных балок-опор цвета сажи.
Тучи все плотнее затягивали небо, когда Диана вдруг воскликнула:
— Смотри! — и показала пальцем вверх.
Там, в узком просвете между облачными массами, в тонких лучах задавленного тучами солнца, парил серебристый почтовый дракон.
Мы встретились с нашим адвокатом Тхотори Ралпаченом в галерее Тысячи Золотых Будд. Сильный сквозняк, пробегавший по галерее, колыхал столбики ароматного дыма от тлеющих благовонных палочек, и холодил наши босые ноги. Нам пришлось разуться во дворе, несмотря на то, что снаружи уже начинал сыпать легкий снежок, а внутри полы из драгоценного красного дерева были холодными, как лед. Слева бесцеремонно напирали округлые животы и плоские лица золотых изваяний, а справа тускло поблескивали сизые чеканные бока огромных молитвенных барабанов.
— Вы уже слышали радостную весть? — Тхотори Ралпачен раскинул руки, словно хотел нас обнять. На широких рукавах его малиновой мантии были вышиты свастики.
Мы с Дианой синхронно покачали головой.
— Как? Вы не знаете? — Желтый помпон на шапочке Ралпачен закачался из стороны в сторону, а физиономия недоверчиво искосилась.
Физиономия Ралпачена была похожа на мокрую глину, вылепленную неумелым гончаром и оставленную без обжига. Лет ему могло быть от сорока до девяноста.
— Вчера вечером поисковый отряд панчен-ламы обнаружил сорок девятое перерождение Авалокитешвары! — радостно сообщил он. — К народу Шангри-Ла вернулся его духовный вождь!
— Переведи, — шепотом потребовала Диана.
— Они нашли реинкарнацию далай-ламы, — ответил я. — Скажите, Тхотори, а как это случилось?
— Представляете, — понизив голос до доверительно-сплетнического, сказал Ралпачен, — матерью ребенка, в которого переродился далай-лама, оказалась продажная женщина из Амаравати — знаете, из этих… как же их… живых скульптур! Она умерла родами, и биологический отец сам вручил младенца панчен-ламе…
— И что теперь будет? — спросила Диана.
Ралпачен все-таки не удержался и обнял нас за плечи, что при его почти двухметровом росте было несложно.
— Дети мои, — покровительственно сказал он. — Не клиенты, нет, уже не клиенты — дети мои! В честь такого радостного события Канцелярия по Вопросам Депортации объявила амнистию по всем текущим делам!
— То есть… мы теперь свободны? — уточнила Диана.
— Не совсем так, — сказал Ралпачен. — Теперь ваша судьба всецело зависит от ринпоче Сингая Гампо, настоятеля монастыря Пелкор, предоставившего вам кров на время процесса. Умнейший человек, смотритель личного улья далай-ламы и член регентского совета… Он мудр и справедлив. Ну, а я вам помочь уже не в силах. Прощайте, дети мои! — Ручищи Ралпачена мягко вытолкнули нас из галереи во внутренний дворик, после чего адвокат развернулся и, деловито прошуршав мантией, исчез среди золотых статуй.
Снаружи уже вовсю падал снег, но сразу таял, едва коснувшись земли, и оставлял после себя грязноватые лужицы на булыжниках, между которых уже пробивалась первая травка. Загнутые карнизы крыш украшали миллионы капелек воды.