– Спросите Николаса Димитри. Он говорит по-английски, – раздался нам в спину голос Мариноса.
Я помахал ему рукой, а вскоре Хертер вернулся в лодку, и она легла на прежний курс.
В центре долины полоса песка достигала пятидесяти ярдов в поперечнике и была очень плотной, ведь штормовые волны беспрепятственно могли доходить до этого места.
Справа и сверху от нас на крутом бугре белели дома поселка. Узкая тропинка, извиваясь, вела наверх и исчезала за первыми же строениями. Другая тропинка лежала прямо перед нами и вела через заросли травы. Я боялся, что она окажется заболоченной, но мои опасения не подтвердились. По идее здесь должно было быть русло ручья, но вероятнее всего местные жители где-то там, наверху перекрыли его.
Я пошел вперед. Следующие сто пятьдесят ярдов местность была довольно ровной, а затем по мере того, как долина сужалась стала повышаться до самой кипарисовой рощи. Самолет мне удалось заметить только когда до ее начала оставалось не больше двадцати ярдов. Еще секунду назад я не мог угадать его очертаний за стволами кипарисов, м вдруг он как по команде возник передо мной. Во всем этом было нечто таинственное и загадочное.
Это была "Дакота". Она лежала на брюхе, раскинув крылья. За эти десять лет роща поглотила ее, вокруг выросли деревья, и вряд ли кому-нибудь удается заметить ее с воздуха, если только не оказаться точно над ней.
Самолеты – это мое дело, а "Дакоты" были моей специальностью, но только не эта. Когда я ступил под сень этой рощи, гул моря, теплые лучи солнца – все это исчезло, словно захлопнулась дверь, разделявшая два этих мира. Мне стало не по себе от щемящего чувства одиночества и наступившей тишины.
За эти десять лет "Дакота" приобрела зеленовато-серый оттенок и стала неотъемлемой частью своего окружения. Ничто не указывало на катастрофу. Она оказалась здесь по собственной воле, словно мечтала стать еще одной деталью этой рощицы и лежит здесь уже тысячу лет. Это наводило на мысли о других рощах, где обитали люди с козлиными ногами и бородой. Самолет мог принадлежать только их миру и не иметь никакого отношения к реальности.
После нескольких шагов я понял, что иду на цыпочках. Эта усыпальница для самолета оказывала на меня какое-то магическое действие. Даже громкий кашель показался мне едва различимым. Я оглянулся по сторонам: мисс Браун и ее спутник остановились на солнце перед рощей и словно не решались ступить под ее сень. Мне почему-то захотелось, чтобы они ушли, но вряд ли моему желанию суждено было сбыться.
Я снова громко откашлялся и повернулся к самолету. Теперь он был почти похож на потерпевший аварию самолет. Но только почти.
Наружная дверь отсутствовала, и некоторые окна смотрели на меня пустыми глазницами. Ткань на рулях высоты и элеронах истлела и рассыпалась в прах, остался только металлический каркас. Я заглянул под обтекатели двигателей: заржавевшие двигатели лишились значительной части своих деталей, но кто-то аккуратно прикрепил на место оба капота, а на фюзеляже и крыльях никаких повреждений видно не было.
Я обошел вокруг него. Правая часть носа уткнулась в большой, плоский валун. Все это теперь заросло лишайником и не было заметно никаких следов от их первой встречи десятилетней давности. Я вернулся назад и залез в самолет.
В салоне царил густой полумрак. Когда мои глаза привыкли к темноте, я направился в кабину. Пол был почти горизонтальным, поэтому шагать по нему было непривычно. Кресел в салоне не было, но фанерные панели пола остались на месте и только покоробились от сырости.
В кабине кресла пилотов остались на месте, что нельзя было сказать об их обивке. Сохранился штурвал и панель управления двигателем. Все тумблеры и приборы отсутствовали, равно как и люк аварийной эвакуации в крыше кабины.
Мне много пришлось повидать на своем веку: самолеты после аварии и разобранные на запчасти, словно съеденные своими собратьями машины. Этот же совсем не походил ни на один из них. Кто-то не спеша поработал над ним, разворовал различные детали, очевидно представлявшие для него какую-то ценность, но остов остался нетронутым. В первый момент этот мародер представился мне человеком с козлиными рогами на лбу, но скорее всего это была работа местной детворы.
Меня потянуло на свежий воздух. Набоб и мисс Браун стояли у входа и нерешительно заглядывали внутрь. Я пригласил их пройти в салон и отошел от "Дакоты". Мне хотелось представить себе, что могло с ней случиться десять лет тому назад.
Летчик заметил эту долину с очень небольшой высоты. Иначе как объяснить то, что он проигнорировал широкие и ровные площадки на Саксосе, всего в паре миль отсюда? Причина, по которой пилот решил садиться должна была бы быть очень серьезной: один двигатель заглох, а второй с перебоями работал на последних каплях горючего. Он повернул сюда со стороны моря, опустил закрылки (они до сих пор остались в этом положении) и заскользил по траве вверх по отлогому уклону, пока не уткнулся в этот валун. А что затем? Сейчас узнать об этом никто не мог, а гадать было бесполезно.
Я вернулся к хвостовой части фюзеляжа и стал пристально разглядывать металлическую обшивку. Она была покрыта слоем мха. После первых же попыток он стал слезать словно кожура, из под которой появилась старая краска. Я достал носовой платок и, насколько мог дотянуться рукой попытался очистить вертикальный стабилизатор. В тот момент у меня было такое чувство, которое может испытывать человек, собирающийся ограбить чужую могилу.
Наконец мне удалось обнаружить предмет своих поисков и более-менее тщательно очистить его от грязи. Он сильно потускнел, да кроме того в результате моих усилий краска местами сильно пострадала, но сомнений не было: зеленый квадрат с желтой звездой между рогами полумесяца. Эмблема Пакистана и символ ислама.
Я отошел и посмотрел в сторону своих спутников. Набоб долго смотрел на эмблему, потом еще раз внимательно обвел взглядом самолет. Скомканный платок в моей руке все еще ожидал своей участи. Мне то хотелось положить его в карман, то забросить подальше от себя. И все-таки он оказался в моем кармане.
Его Превосходительство наконец решился войти внутрь самолета.
– Там ничего не осталось, – предупредил я его.
Не думаю, чтобы он меня услышал. Набоб решительно шагнул к темной дыре дверного проема и исчез. Было видно, что ему точно известно, куда он направляется.
Мисс Браун осталась на месте и напряженно ждала появления своего спутника. Она оторвалась от созерцания входа в салон "Дакоты" и бросила на меня быстрый, нервный взгляд, словно все это время ей пришлось дожидаться какого-то известия, но какого именно она точно не знала. Я поморщился. Хотелось курить, но делать это здесь мне почему-то не хотелось.
До нас доносились гулкие шаги набоба. Вот он прошел в хвостовую часть, потом вернулся назад и вышел из самолета.
По его лицу было трудно судить о том, насколько его взволновала эта находка.
– Что случилось с пилотом? – неожиданно спросил Его Превосходительство.
– Он мог свернуть себе шею, – я пожал плечами. – Но не исключено, что пилот остался невредим и ушел отсюда своим ходом.
– Нельзя ли точнее? – нетерпеливо бросил набоб.
– Видимых повреждений нет. Можно с большой долей вероятности предположить, что летчик мог остаться жив.
– Но груз? Что с ним могло случиться?
– Откуда мне знать? – спокойно парировал я его наскоки.
– Часто ли местные жители занимаются мародерством на месте крушений самолетов? Как это обычно бывает? – настаивал он.
– Я оказался здесь потому, что в качестве пилота мне не раз приходилось видеть потерпевшие аварию машины. Откуда мне, черт возьми, знать, на что способны здесь местные жители?
– Но разве это не обычная практика после аварий? – запротестовал набоб.
У меня нет никаких предубеждений против того, чтобы применять формы физического воздействия к людям его положения и происхождения, но, по крайней мере, этот должен был со мной сначала рассчитаться за этот вояж. Я повернулся и пошел к опушке.