Реплика: — А им смешно — это интересно.
Я не понимаю, что удивительного в том, что они смеются.
Реплика: — Я предпочел бы, чтобы они в такой момент не смеялись.
Это грустно
Реплика: — И еще грустно видеть, как люди выходят отсюда в шесть часов вечера как из метро.
Ну, так что мы решили? Похоже, собравшиеся не могут говорить о психоанализе, ожидая, что этим займусь я. Что ж, они правы. У меня это получится лучше.
Реплика: — Это не совсем так, поскольку между собой они говорить не против.
Это точно.
Реплика: — Есть среди собравшихся люди, те самые, что записывают и смеются, которые каждый раз, когда Лакану удается овладеть вниманием аудитории, о чем-то между собой, по-соседски — тут своя топология — переговариваются. Хотелось бы их послушать.
Реплика: — Дайте же наконец Лакану сказать/ А вы пока помолчите. Реплика: — Лакан с нами! Я с вами.
Время идет. Попробую, однако, дать вам хоть какое-то представление о своем проекте.
Речь идет о том, чтобы выработать некую логику, которая, сколь бы слабой она ни представлялась — мои четыре буковки не кажутся бог весть чем, пока вы не знаете, по каким правилам они работают — являлась бы, тем не менее, достаточно сильной, чтобы нести в себе главный признак этой логической силы, то есть неполноту.
Это кое у кого вызывает смех. Но из этого многое следует, особенно для революционеров — из этого следует, что ничто не является всем.
С какого бы конца вы к делу ни подступили, какой бы стороной мою формулу ни повернули, каждая из моих четвероногих схемок будет обладать неизменным свойством
— в ней будет оставаться провал, зияние.
На уровне дискурса господина оно находится там, где должно было бы происходить присвоение прибавочной стоимости.
На уровне университетского дискурса оно принимает другую форму. И в нем источник ваших мучений. Нельзя сказать, что знание, которое вам дают, не является солидным и структурированным, но именно поэтому вам только и остается, что вплестись в его ткань вместе с теми, кто трудится, то есть с теми, кто преподает вам, — в качестве средств производства и в то же самое время прибавочной стоимости.
Что до дискурса истерика, то это тот самый дискурс, что позволил сделать решающий шаг, сообщив смысл тому, что сформулировал в отношении истории Маркс. Речь идет о том, что имеются исторические события, истолковать которые можно, лишь рассматривая их как симптомы. Из этого не были, однако, сделаны надлежащие выводы, пока дискурс истерика не проложил от этого путь к чему-то другому,
— к дискурсу аналитика.
Поначалу психоаналитику оставалось лишь прислушиваться к тому, что говорил больной истерией.
Мне нужен мужчина, который знал бы, как заниматься любовью.
На этом мужчина действительно и останавливается. Он довольствуется тем, что выступает как знающий. Что до
256
любви, то ее не дождешься. Ничто не является всем, и вы можете шутить какие угодно шутки, но одна из них совсем не смешная, — это кастрация.
3
Реплика: — Лекция тихо идет своим чередом, а между тем полиция арестовала сто пятьдесят наших товарищей из Школы изящных искусств и они со вчерашнего вечера парятся в Божоне, потому что в отличие от этого мандарина они не читают курсов об объекте а, на который всем наплевать. Вместо этого они направились в министерство снабжения преподать им курс о положении в бидонвиллях и политике господина Шаландона. Так что, по-моему, беседы, которые вы на этом пафосном курсе ведете, говорят лишь о степени разложения нашей университетской системы.
Реплика: — Если вы не хотите дать мне слово, то лишь потому, что не знаете еще, какая луженая у меня глотка. Лакан, я хотел тебе кое-что сказать.
Мне кажется, мы подошли к моменту, когда очевидно стало, что протест может в этой аудитории найти себе возможную форму. Можно, понятное дело, возмущаться, молено хорошо каламбурить, но при этом ясно, а сегодня, мо-жет быть, вполне очевидно, что мы никогда не сможем критиковать Университет, оставаясь внутри него, в рамках его курсов и правил, установленных им без нашего спроса.
То, что сообщил только что наш товарищ о студентах художественной школы, которые вышли за пределы университета, чтобы преподать чиновникам курс о положении в бидонвиллях и политике господина Шаландона, подает нам, по-моему, отличный пример. Подобные действия позволяют найти выход нашему желанию изменить общество и, в частности, разрушить Университет. И я хотел бы, чтобы Лакан сказал нам, что он по этому поводу думает. Ибо разрушить Университет не удастся силами большинства студентов, действующих изнутри, но только всоюзе, который мы, студенты, должны с революционных позиций заключить с рабочими, крестьянами и трудящимися. Я прекрасно понимаю, что связи с тем, что только что говорилЛакан, здесь никакой нет, но…