Генерал сегодня был, что называется, в форме. Золотистые погоны на зеленом кителе давили на собравшихся, словно два постсовковых пресса, лампасы готовы были в любую минуту бордовыми бичами хлобыстнуть под коленки и заставить повалиться ниц… Но основной психологический нажим все-таки исходил не от уставного чехла, а от самого гэбэшника. Его глаза прятались под тугими надбровными арками, но в нужный момент умели промелькнуть едва заметными бликами и буквально опалить шевелюру непокорного. Губы прямым тонким шрамом разрезали нижнюю часть лица — от щеки до щеки; скулы были покрыты заскорузлыми следами язв — видимо, от юношеских угрей. Он, будучи совсем пацаном, начинал работать ещё на КГБ и умудрился, пережив многочисленные идейные и кадровые катавасии, остаться в разведке по сей день. Генералу было уже далеко за пятьдесят, но никто покамест не решался рискнуть «уйти» его на пенсию.
— Ерошин, — медленно просипел он, умерив наконец первую вспышку ярости на подчинённых, — кого ты там нашёл?
Поджарый полковник с лоснящейся лысиной относительно спокойно, но все же чересчур чеканно ответил:
— Альберт Агабекович Аракелян, родился в Ереване в 1969-м, эмигрировал в Россию в тринадцатом, когда в Армении началась первая гражданская. Доктор психологических наук, профессор и так далее и тэ пэ. Специализируется на теоретических проблемах С-психологии и психиатрии…
— А чем занимается наша ведомственная экспертиза?
— Начальник отдела в отпуске. Отозвали. Зам — в стационаре, допился…
— Ты, Ерошин, по-моему, старательно не желаешь три железных звезды на одну вышитую поменять… После совещания — рапорт на стол. С экспертами разговор будет особый. Зама — взашей! Начальнику — строгий с занесением!
— Есть.
— Так… Слушай, а этот твой… э-э…
— Аракелян.
— Во-во… Аракелян. Он на базарную площадь не поскачет после нашей беседы трезвонить о… ну, о всяком, в общем?
— Не должен, товарищ генерал, — осторожно ответил Ерошин, пригладив остатки волос над левым ухом. — Я приказывал проверить: чист, как агнец, и так далее и тэ пэ. Вот материалы. — Он чуть двинул пальцами тощую папку.
— Засунь ты свои материалы… — устало вздохнул генерал. Тяжело, по-старчески. В этот момент на его высоком лбу особенно отчётливо проявились глубокие перекрёстки морщин. — Пусть зайдёт.
Полковник Ерошин едва заметно кивнул в сторону двери, и она тотчас открылась. Молодой лейтенант отошёл в сторону, пропуская внутрь низкорослого пожилого человека в дорогом костюме, и тут же ретировался.
— Присаживайтесь, Альберт Агабекович, — махнул рукой генерал. Потёр большими желтоватыми ладонями впадины глаз и снова тяжко вздохнул: — Прошу вас…
Учёный рассеянно перекинул взгляд с него на людей в штатском, сидящих вокруг длинного дубового стола, и присел на единственное свободное место. Проговорил:
— Благодарю вас…
Голос для уроженца левобережной части Араратской равнины у него оказался необычайно приятен, и несильный акцент лишь добавлял ему харизмы. Вид учёного располагал к общению, даже как-то слегка умилял: нос с горбинкой, смуглая кожа, благородные залысины, продолговатая ямочка между подбородком и нижней губой, трогательный кадык. Волосатые, чуть дрожащие пальцы рук.
Разведчики быстренько обожгли Аракеляна скользящими взглядами и отвели глаза. Но генерал не торопился. Старик долго и внимательно изучал профессора, цепляясь за каждую ниточку. Словно бывалый гомосексуалист, он буквально раздел учёного взором, смачно изнасиловал и снова аккуратно застегнул все пуговички на сером пиджаке, пригладив отвороты.
— Ну прекратите, честное слово, — не выдержал наконец Аракелян. Он натянуто улыбнулся и добавил: — Я же не врач-психиатр, который может комфортно себя чувствовать по обе стороны окошка регистратуры, а всего только теоретик. Говорите что-нибудь, а то я решу, будто меня притащили в ФСБ для стриптиза, а не на допрос.
Генерал насупился, сердито поведя погонами, и вдруг… криво захохотал во всю свою лужёную кагэбэшную глотку. Присутствующие офицеры тоже неумело заулыбались.
— Эх, вы даёте! — рявкнул генерал, растирая жёлтыми пальцами глаза. — На допрос… Умора, ей-богу! На допросе вам бы сейчас уже половину зубов спилили крупным напильником!..
Учёный после этих слов резко перестал ухмыляться. Впрочем, главный разведчик и сам тут же переменился в лице: хмуро сдвинул надбровные арки, вытянул губы в нитевидный шрам и нечеловечески покраснел, будто с него махом содрали кожу. От смеха остались лишь характерные лучики морщин на седых висках да дребезжащие отзвуки где-то в глубине нашпигованных аппаратурой стен.
— Хорошо, Альберт Агабекович, — небрежно бросил он, — что вы обо всем этом бардаке думаете?
— Полагаю, вы имеете в виду катавасию вокруг С-каналов?
— Вы прозорливы.
Аракелян помолчал немного, устремив взгляд на свои едва заметно подрагивающие пальцы. Потом облизнул губы и сказал:
— Я давно предполагал нечто подобное, даже изучал природу данного явления. Скорее всего и раньше бывали случаи аномалий, но ведь человечество обратило внимание на чуму после того, как вымерло пол Европы, на ядерный распад после Хиросимы, а на СПИД только вслед за возникновением угрозы упадка целой цивилизации. Так же и теперь — лишь когда число патологий стало резко увеличиваться и перевалило через критический рубеж, а он в данном случае не такой уж и высокий, если брать чисто количественный эквивалент — сотни, — лишь вслед за этим явление стало заметно как аберрация среди без малого четверти миллиарда реципиентов С-видения во всем мире. Вкратце дело обстоит так. Это одно из редких проявлений так называемого синдрома Макушика, венгерского учёного, который впервые обнаружил сшизов…
— Стоп. — Генерал побарабанил ногтями по столу, цыкнул зубом. — Расскажите все по порядку. Ситуация такова, — он вспорол взглядом шею Ерошина, — что среди присутствующих нет экспертов по С-психологии, поэтому начните с того… э-э… какие отклонения… э-э… от нормы лично вы уследили, что произошло за последние несколько дней. Ну и все в таком духе…