– Глеб Никифорович, я знаю, только вы мне нужны как свидетель.
– А почему вы сразу ко мне?
– А так получается, вы главный свидетель.
Глебу стало нехорошо. По сериалам и детективам он знал, что обычно бывает с главными свидетелями.
– Почему я? Тут еще два шофера были.
– Они-то и говорят, что все видели только вы. Вот и костюмчик у вас в крови. Ближе не бывает.
– Шоферы тоже рядом были! – упорствовал Бездриско.
– Один дверь «Волги» открывал и стоял спиной, а ваш газету читал. Не в этом дело. Сейчас начнем серьезно. Что вы делали у квартиры мэра в восемь часов утра?
– Приехал по делу.
– Какое же это должно быть дело, чтобы примчаться в такую рань? Глеб Никифорович, вы лучше говорите, я ведь все равно узнаю. Я весь город опрошу, лично.
Депутат понял, что ни за что на свете не расскажет, зачем приехал с утра к дверям квартиры мэра. Узнать правду не было шансов, поскольку эту тайну знал только он сам. Глеб молчал.
– У меня случай был, – продолжал Иван, – грохнули главу поселка Сосновка под Москвой. Из-за земли, кстати. Так вот заказчик специально приехал посмотреть на работу киллера. Было такое на практике!
– Ваня, ты знаешь, кто я такой! За такие намеки, знаешь, что бывает?
– А вы не кипятитесь! Вы пока еще не подозреваемый, а свидетель. Я чувствую, тут заговор какой-то. Весь город что-то знает, но никто не говорит.
Глеб замолчал. Он думал. Вот, как обычно, весь город что-то знает, не знает только депутат Бездриско! Он давно подозревал, что должен быть заговор. Наверняка был заговор!
Иван понял, что от этого свидетеля толку не будет, и стал собираться в отдел. Утро промелькнуло незаметно. Начался день.
День после солнечного утра
День Стоянова начался с телефонных звонков. Первым позвонил корреспондент «Покровских ворот» Живун.
– Ты стоишь или сидишь? – без «алло» и «здравствуй» начал он.
– Я еще в кровати лежу, – пошутил Стоянов.
– Это хорошо. Потерянова убили.
– Дурацкая шутка, и сегодня не первое апреля.
– Не шутка, – Живун немного заикался, когда волновался, – не шутка, я не шучу.
– А как?
– У дома. Пулю в лоб – и все. Думаю, минут через десять уже по всем каналам расскажут. Слушай радио. А я пошел некролог кропать.
Потом телефон звонил не умолкая.
– Ты знаешь?
– Уже знаю.
– Ты слышал?
– Да, слышал.
И только Александр Пруст, известный мэтр телепередачи «Ничто! Нигде и никогда!» позвонил из Питера с другими словами:
– Поздравляю с успешной операцией, – пошутил он со свойственным ему черным юмором.
– Санька, ты что, сдурел? Что ты говоришь!
– Ладно, ладно, от друзей секретов нет. Колись, как ты мэра завалил.
– Ты совсем рехнулся, такое по телефону говорить. Наверняка меня слушают. Придется потом показания давать.
– Ничего, ничего, станешь мэром – проще будет. Это ты сейчас всего боишься, а потом руководить будешь.
– Я об этом даже не думал.
Тут он вспомнил разговор с Ириной накануне. Пруст еще что-то говорил в трубку, а Ирина не шла из головы. Вещее пророчество? Провокация убийц? Или просто деловое предложение? Знала она, или так совпало? Вся его жизнь учила не верить в совпадения. Чем случайнее совпадение, тем лучше оно подготовлено. Но в случае с Ириной почему-то хотелось ей верить. Кто решится подставить беременную женщину? Какая беременная будет рисковать здоровьем и жизнью ребенка ради грязных политических интриг?
Вспомнил Стоянов и депутата Бездриско в несвойственной ему роли местного алкаша. Эти события связаны, решил Стоянов. Бездриско был непьющий, на банкетах он не прикасался к спиртному и всегда ходил со стаканом апельсинового сока. Почему же он вдруг напился в дым накануне? Узнал? Сам участвовал, и нервы сдали? Сам заказчик? Но зачем? Максим Викторович, царство ему небесное, вроде бы всем депутата устраивал. Получается – знал точно, но предотвратить не мог или не хотел. Вот и нажрался как свинья.
Стоянову надоел трезвонящий телефон, и он решил позвонить сам. Позвонил, конечно, Ване Гурченко, с которым у него были неплохие отношения.
– Ваня, это Стоянов. Если можешь говорить, скажи, как это случилось.
– Коля, что тут говорить. Пять пуль. В голову и в сердце. Киллер – профессионал, следов почти не осталось. Убийц, скорее всего, было двое. Ищем их машину. Свидетелей тоже никого, один Бездриско.
– Он был там?
– Прямо на месте, даже весь в крови.
– Спасибо, Вань. Если что нужно, я всегда готов.
– Да уж, готов не готов, а я всех допрашивать буду. И тебя тоже.
Стоянов удивился еще больше. Почти в три ночи Бездриско глушил водку из горла прямо на улице, а в восемь утра был уже на месте преступления. Психологическое состояние к делу не пришьешь, но в том, что Бездриско тут как-то замешан, не возникало никакого сомнения.
Наконец Иван добрался до покровского отдела внутренних дел. В его бывшем кабинете сидел новый начальник Медведев. Гурченко не хотел выпускать расследование из своих рук. Он все-таки был районным начальством. Он выбрал хорошо знакомый кабинет зама, где еще недавно сидел сам Медведев, и отвел его под оперативный штаб. Сел за большой стол, заваленный бумагами, и начал смотреть, что у него есть, и думать. Но уединиться не удалось. В дверь постучали.
– Кто там? Я занят и просил никого к себе не пускать.
В дверь вошла девушка вызывающей красоты.
– Вы главный по убийству Потерянова?
– Я главный по расследованию этого убийства, – уточнил Иван и сразу почувствовал себя привлекательным мужчиной в самом расцвете сил, а не скучным ментом.
– Хочу рассказать, как убили Потерянова.
– Так, подождите, – у Гурченко забилось сердце. Не веря в такую удачу, он достал бланк протокола.
– Так, имя, фамилия, возраст, пол, – при этом его взгляд скользнул по груди свидетельницы.
– Людмила Белова, двадцать три, студентка Московской медицинской академии. В Покровске прохожу практику. Я лично знала покойного, – она явно засмущалась.
– Так, Люся. Можно вас так называть?
– Да, конечно.
– Так, Люся, что вы знаете про убийство мэра?
– Потерянова убил доктор Денисов.
– Он стрелял?
– Нет же. Я прохожу практику в их больнице. Так вот, когда привезли Потерянова, он не сделал ничего, что положено делать. Мы это на четвертом курсе проходили. Искусственное дыхание не подключил – это раз, переливание крови не сделал – это два. Трепанацию черепа не стал проводить. Пациент был вполне реанимабельный. В Склифософского его бы откачали.
Иван записывал все в бланк протокола, но на этом месте остановился.
– Это точно?
– Я до института медсестрой в Склифосовского работала. Я точно знаю. Мы там и не таких отхаживали.
У Ивана появился первый подозреваемый. Выходит, врач-убийца стоял за спиной киллера и страховал его. Промахнись киллер, медицина добила бы без промаха. Иван пересел из-за начальственного стола поближе к свидетельнице.
– Очень интересно, Люся. В интересах следствия вы эту информацию больше никому не должны передавать. Никому! Даже если они представятся ФСБ или прокуратурой. Расследование веду я. Вы поняли?
– Да, я поняла. Нас учили хранить врачебную тайну.
– Вот, тем более, это еще и врачебная тайна.
Он положил свою тяжелую милицейскую руку на колено Люси.
– Вполне возможно, что нам придется еще раз встретиться, в другом месте.
Рука Ивана пошла выше, за пределы короткой юбки. Отпора Иван не получил. Он уже стал нагибаться к пышным губам свидетельницы, но зазвонил телефон. Иван вскочил и снова сел на свое место.
– Да, штаб расследования, да, это я.
Зажав трубку рукой, он обратился к студентке-практикантке:
– Телефончики ваши вот тут запишите, – и протянул ей бланк недописанного протокола.
Люся старательно вывела домашний и мобильный номера и встала. Иван, провожая ее до двери, повторял: «Никому, тайна следствия. Ведите себя естественно. Не привлекайте к себе внимания. Знаете, как свидетелем быть теперь опасно?» – и выпроводил ее за дверь.