— Никит, вот ты говорил, что я год назад тебе ещё понравилась.
— Да. Тогда ты в гости с мужем к маме пришла. В блузке такой, приталенной и юбке чёрной. Они тебе идут очень, кстати.
Алёна удивлённо моргнула. Он что, запомнил даже то, что на ней тогда было надето? Чудеса. Сама она тоже считала, что именно эти юбка и блузка ей идут особенно, но вот, к примеру, муж не разделял этой уверенности. Ему вообще зачастую было наплевать, что на ней надето и надето ли вообще.
— Ты меня не перестаёшь удивлять.
— Я стараюсь.
— Ах, так это всё ради того, чтобы меня подцепить?
— Что именно?
— Ну, ты в курсе, в чём я и куда хожу. — Она рассмеялась, видя непонимание, написанное на лице Никиты, но тут же взяла себя в руки: — Да ладно, шучу я так. Ты мне лучше скажи, чего молчал так долго, что нравлюсь? Год целый терпел.
— А я вообще терпеливый.
— А если серьёзно?
— Да момента подходящего не было просто.
— М-м, понятно.
Алёна снова отпила коктейля, хотя, парой минут назад решила, что со спиртным надо бы на этот вечер завязать. Но ей нужно было чем-то занять голову, а опьянение подходило для этого как нельзя лучше. Ибо мысли ей крутились исключительно вокруг тех встреч с Никитой, что произошли за год с момента его возвращения. Неужели он не врал, и она действительно ему нравилась? Она попыталась припомнить все те разы, что они виделись за этот год. Как он смотрел на неё, когда встречались? О чём они говорили? Ничего, пустота, обрывки каких-то несущественных фраз, незначительных и общих. А Никитка вон даже помнил, во что она одета была.
— А что с изменой?
— Какой изменой? — Никита округлил глаза, и Алёна снова широко улыбнулась. Какой он всё-таки милый.
— Ну, моей изменой. Ты же мне, по сути, мужу предлагаешь изменить. Или нет?
— Нет.
— А что тогда? Будет у нас с тобой платоническая любовь?
— Я ведь серьёзно говорил о том, что ты мне нравишься. От мужа и уйти можно.
Алёна запрокинула голову и расхохоталась. Смеялась искренне, громко и весело. А Никита смотрел на неё с натянутой улыбкой, порождающей нехорошее предчувствие, что он не шутил.
— Никит… Ты что, не шутишь что ли? — отерев выступившие на глаза слёзы и всё ещё посмеиваясь, уточнила Алёна.
— Я на Петросяна похож?
— Нет, ты что? С Петросяном я бы на свидание не пошла, у него своя красотка есть. Но ты ведь не можешь это всерьёз говорить. Или ты думаешь, что я сейчас приду домой, заявлю Николаю, что с ним развожусь и ухожу к молодому и прекрасному принцу. А он такой: «Ну, окей! Звездуй». И будем мы жить с тобой долго и счастливо?
— А почему бы и нет?
— Ты меня извини, но… Хотя бы потому, что ты мне даже не нравишься.
— Ты просто мне шанса не давала ни одного.
— И не собираюсь.
— Собираешься. Иначе бы рядом со мной сейчас не сидела.
Алёна могла бы разозлиться, встать и заявить, что уходит, но… не могла. Этот чертёнок был прав. Если бы она не собиралась давать ему ни единого шанса, она бы послала его в грубой форме ещё в машине.
— Потанцуем? — неожиданно предложил Никита, и в мыслях Алёны рефреном зазвучала его фраза: «Я тебя хочу». Вот так просто и легко он сказал ей эти слова, а она так же просто и легко не ответила ему, будто он имел право признаваться ей в подобном. Раздумывая о том, каково будет сейчас снова оказаться в объятиях Никиты, только уже на законных основаниях, Алёна смотрела в его лицо, и решала, стоит ли соглашаться.
— Здесь не танцуют, — уклончиво ответила, допивая коктейль и отрицательно качая головой на немое предложение бармена налить ей ещё.
— А меня это не волнует.
— И с каких пор ты таким бойким успел-то стать? — задала Алёна риторический вопрос, спускаясь с барного стула и подавая Никите руку. — Прямо альфа-самец на охоте.
Оказавшись с ним лицом к лицу, покачиваясь в такт мелодии, которая больше убаюкивала, чем настраивала на романтический лад, Алёна прислушалась к своим ощущениям. Возбуждения не было, и слава всем богам. Казалось, Никита способен будет почувствовать его до чёрточки, а ей совсем не хотелось давать ему лишнего повода думать, что он на неё так влияет. Он осторожно, но крепко держал её в своих руках, и это вызывало противоречивые чувства. От всё того же ощущения инцеста до едва уловимой взволнованности.