Это было одно из его правил, почти не разговаривать. Бывало, на него что-то находило, и он начинал о чем-то расспрашивать, но никогда ничего не говорил о себе, и не разрешал задавать вопросы.
Люди на улицах не обращали на нас никакого внимания, словно каждый день тут проходили пары, одетые одинаково в черное. У неё в руках все еще болтался пакет из-под вещей, что дал Костя. Туда же полетели её пушистая кофта и юбка, она так и не придумала, где можно спрятать их в подъезде, и так и несла этот мешок с собой.
Увидев лавку, плотно стоящую спинкой к дереву, она молча добежала до дерева, всунув пакет в зазор между деревом, и спинкой скамейки.
В черной майке было жарко. Она постоянно оттирала о штаны липкие холодные руки, неприятно обтянутые хлопковой тканью. Шли молча. Каждый раз, когда Люда пыталась начать разговор, он рукой останавливал её, хмурился, и отводил глаза.
Тогда Люда просто стала глазеть по сторонам, насколько это позволял быстрый темп ходьбы. Вглядываться в чужие окна, отмечать, что в этом дворе никогда не была, что вот тут вообще нет людей. Каруселью мелькали деревья, небольшие заборы, однотипные дома, какие-то фотографии собак на столбах, где обычно махрами свисает бумага объявлений.
В этом районе города ей всё нравилось, и никогда не казалось чужим. И устройство дворов, и суровость людей, и близость лесопосадки, которую все называли просто лес.
В лесу иногда происходили нехорошие вещи. Так где угодно могут произойти нехорошие вещи, даже в школе. А в лес просто не нужно соваться в темное время. Там, конечно, мрачновато даже днем, из-за того, что почти все деревья – это ели. Широкая тропа, идущая через всю посадку, выходила на пустырь с заброшенной стройкой. Там она не была ни разу.
Это была его игра. Они считали себя особенными, теми, кому всё можно, кто делает этот мир лучше. Он придумал, что все они мусорщики, и должны чистить город. По-разному. И действительно, разные группы ребят ходили с пакетами по городу, собирали пустые бутылки, банки и бычки. Обычно вечерами, чтобы никто из случайных прохожих не узнал, и не увидел. Потому что чистили они город не только от сигаретных бычков, и бутылок.
Вечерами, он ждал её в гараже, недалеко от школы, они переодевались, и шли с фонариками, пакетами, и палками. Обычно ходили по паркам, или по набережной, если совсем стемнело, или по лесу, если было еще светло.
Они всё делали в тишине. Люде не нравилось молчать, но нравилось проводить время вне дома. Начались каникулы, подруга Катька уехала в начале лета на дачу с мамой, и до сентября ее в городе не было.
Папа по утрам по-прежнему заходил будить ото сна. Тихонько стягивал одеяло со словами «Доброе утро. Петушок уже пропел, пора вставать, моя красавица».
Люда ждала его каждое утро, даже если пришла за три часа до того, как он появлялся в её комнате. Ей казалось, эти утра были лучшим, что было в тот момент в жизни. «Петушок уже пропел» – Заходил он через десять минут, если она опять засыпала, и не появлялась на кухне.
У отца был мягкий, ватный голос, совсем не грубый, и не мужской. Мама же наоборот никогда ничего не спрашивала. Она работала бухгалтером, но в последнее время брала дополнительную работу вечерами, и почти не появлялась дома.
В тот день, когда Люда нашла мамин блокнот, она проспала. Пришлось собираться с мамой. Вынырнув из сна, она медленно водила глазами по комнате, пока не вспомнила, что папа вчера просил завести будильник и сказал, что его не будет несколько дней дома.
Мама сидела на кухне. Неторопливо прихлебывала кофе, и улыбаясь, быстро и очень тихо что-то говорила в трубку телефона, протянутого за черный шнур из прихожей в кухню.
– Привет, мам. – Мама вздрогнула, и перестала улыбаться. Лицо её так быстро сменилось с приветливого, и почти счастливого выражения на унылую, застывшую маску. Улыбка медленно сползала в напряженную пружину.
– Тетя Наташа заболела, вот как-то поддержать надо. – Она шумно, не попрощавшись положила телефонную трубку на рычаг. – Как дела?
Люда нащупала в кармане домашнего халата кусок бумажки. Показала ей. – Смотри, это было мое желание на Новый год. Я и забыла. Так давно этот халат не одевала. – На длинной полоске бумаги была одна строчка «Хочу уехать».
– Что это? – Мама равнодушно смотрела в окно.
– Я тебе рассказывала, мам. На новый год мы с Катькой подписались в школе на одну программу английского языка. Ну, когда тебе приходит только адрес, и ты отправляешь на него какой-то подарок, типа открытки и шоколадки, и письмо. С того адреса мне так и не ответили, зато мне пришло письмо из Техаса.
– И что тебе пришло? – Мама одним глотком допила давно остывший кофе, быстро встала и пошла в комнату одеваться. Люда, отставив чашку с чаем, пошла за ней, всё еще держа бумажку в вытянутых перед собой руках. Сейчас мать уйдет на работу, и неизвестно, когда выпадет шанс еще немного пообщаться.