– Ты как всегда рано! – Скривила лицо подруга, изображая иронию.
– Да. Пришлось ехать на лифте с этим психом. Соседом. Вышли сегодня одновременно. А ты знаешь, прямо мороз по коже, когда он мычать начинает вот это «Луудмыла», когда меня увидит, и так без конца.
Катька ничего не ответила. Они чуть отошли от дома, и спрятались за плотно стоящими друг за другом гаражами. Молча прикурили. Катька поправила лямку на черном сарафане подруги. Внимательно, молча рассматривала ее черные волосы, что были стянуты в спутанный, давно не чесанный хвост.
– Почему ты не расчесываешься?
– Да ну. Мама не разрешает стричься. Вот я и перестала расчесываться.
– А почему ты сама не пострижешься? – Чуть откашлявшись, она отвернулась в другую сторону, напряженно рассматривая что-то за её спиной.
– Я передумала стричься уже.
– Колтуны все равно придется срезать, если долго не расчесывать. – Услышав нарастающие шаркающие по гравию звуки обе, сжавшись как пружина, напряженно развернулись всем корпусом в сторону дороги, что шла мимо гаражей. – Это твои соседи что ли? – Катька сощурилась, смотреть против солнца было неприятно, по глазам било рябью.
Люда кивнула. По дорожке мимо гаражей медленно шел Роман Эдуардович. В клетчатой желтой рубахе, синих штанах, сильно оттянутых какой-то подкладкой, или подгузником сзади. Медленно, шаркая, и держась одной рукой за локоть матери. Они делали по утрам круг или два вокруг дома.
– Люд, а мать его, когда раньше на работу ходила? – Катька поморщилась, затягиваясь. – Как можно оставить его дома одного? Бедный.
– Уроды. – Повышая голос неприятно улыбнулась Люда. – Может она раньше нормальной была, а потом вот родила такого, и сама туда же. – Коротко кивнула в сторону проходящей мимо пары соседей. – Тебе не кажется, что его мамаша кажется такой… ненастоящей на его фоне? – Люда вцепилась глазами в отвисший пузырь сзади штанов соседа, затянулась.
– Таким не место среди нас. – Продолжила она. Тонкая струйка дыма вышла из вытянутых дудочкой губ. – Мамаша его держала всю жизнь взаперти, как собаку. Поначалу даже никто не знал, что он там. Иногда были странные стуки и перезвоны. И крики. Потом она возвращалась с работы, и всё стихало. С кем он был в её отсутствие, не понятно. К ним никто не приходил, никто не уходил. Выходит, он всегда лежал в кровати и ждал её возращения, если хоть что-то понимал. Таких сдавать сразу надо.
– Нельзя так говорить. – Катька стояла в двух шагах, и казалось, что может развернуться и уйти в любую минуту.
– А это тебе ничего! Ты не живешь рядом, не нюхаешь с соседнего балкона их тряпки и едой у них пахнет всегда отвратительно. Удобно так говорить, когда ты за три дома живешь. – Лоб раскраснелся алой полоской. Покрутив окурок, она быстро потерла им о ржавую петлю гаража, и щелчком сбросила с пальцев. – Чтобы они провалились.
– Эй, не говори так.
– Ты что это, на их стороне что ли? – Опешила Люда.
– Я говорю, что соседей не выбирают. Как и решать кому жить, и как. Ну уж точно не тебе. Не по-людски это, Люда. – Катя перешла на шепот, когда мать и сын медленно проходили мимо, всего в паре метров от них. – Моя мама вообще попросила, чтобы я с тобой поменьше общалась.
– Это как? Что ты несешь? – Люда прищурилась, и вглядывалась в новое, безразличное лицо подруги.
– А того. Нельзя так говорить. – Катька крутила в руке зажигалку. – Какой-никакой, а зачем-то да живет. И у него есть мать, что его любым любит. – Тихо добавила она.
– Что ты сказала?
– Я говорю, по крайней мере у него есть мать, которая его любит. – Катька сделала шаг назад.
– Хватит. Пошли. – Голос стал шелестящим, старческим и почти слышным. Слова пропали, комом застряв посередине запершившего горла. Она махнула рукой в сторону школы, и они не спеша, молча двинулись в сторону школьного забора, что был виден вдали.
Домой возвращаться после школы Люда не торопилась, и решила сделать большой круг, чтобы еще пару часов побродить без цели по улицам.
Стоя на перекрестке, на противоположной стороне улицы, Люда увидела знакомое лицо. У светофора стояла очень худая женщина лет пятидесяти, переминаясь с ноги на ногу. Растеряно вытягивая шею, близоруко щурясь по сторонам, одетая, как с чужого плеча в мешковатые, на пару размеров больше брюки, и такой же свитер. Волосы собраны в пучок сзади. Странно, что у нее в руках не было никакой сумки. В городе все женщины ходят с сумками, болтающимися на плече, или сжатыми за дерматиновые хлястики в кулаке. Серое лицо вытянулось еще сильнее с их последней встречи, да и вся ее фигура была неявной, неплотной, словно сомневающейся, реально ли окружающее пространство, или нет.