Глава 4. Часть 1. Гость.
Наши отношения с мужем стали на какое-то время идеальными. Такими, какими были в самом начале. Я снова стала ловить на себе влюбленный взгляд Андрея, он вдруг стал обходительным и внимательным. Почти каждый вечер водил меня куда-нибудь развлечься. Пушкин лишь изредка задерживался до поздна на работе, но всегда предупреждал меня заранее. Понемногу, моя душа стала оттаивать, после утраты сына. Я снова чувствовала, что живу. Хотя, с подругами по-прежнему редко виделась. Старалась избегать знакомых, которым было известно о моем горе. Легче было находиться одной. Я даже искала этого одиночества, стараясь уединиться от назойливой опеки родителей, чтобы остаться наедине и выплакаться в доволь, в память о Максимке. Но, несмотря на это, жизнь стала налаживаться.
Через пару недель, после нашего первого похода в ресторан, в воскресное утро муж уехал в аэропорт, и вернулся оттуда не один. В квартиру вошел мужчина средних лет. На вид ему было около тридцатипяти. Широкие плечи, средний рост, немного ниже моего Андрея, светлые вьющиеся волосы, мутно-голубые глаза были спрятаны за линзами квадратной формы очков в тонкой золотой оправе. У мужчины были широкие скулы, отчего лицо выглядело квадратным. Кожа на лице была испещерена ямочками. Их еще называют оспинами. Уж не знаю, то ли это, действительно, были следы от перенесенной в детстве ветрянки, то ли это последствия юношеской угревой сыпи. Но, спрашивать о происхожении этих рытвин на лице я не стала из деликатных соображений. В целом, родственник моего мужа создавал вид интеллигентного человека.
- Павел, - с ходу представился мне мужчина и протянул мне свою ладонь.
- Кристина, - я натянула доброжелательную улыбку и положила свою кисть ему в ладонь. Он театрально поцеловал мне руку, а Андрей при виде этой сцены насмешливо фыркнул.
- Мы гостя покормим с дороги? - спросил муж, явно пытался показать кто в доме хозяин.
- Конечно, я и салат приготовила, - мне очень хотелось, чтоб меня оценили как хорошую хозяйку.
Я всё утро, пока Андрей в стречал в аэропорте Павла, намывала квартиру и следила за тем, как появляется ароматная, золотистая, хрустящая корочка на картошке и курочке, запекающейся в духовке. К тому же, памятуя о временах работы официантки, я знала множество рецептов салатов. Поэтому, открыв холодильник, быстро нашла ингридиенты для легкого нежного салата. Мелко нарезала свежие огурцы, вареные яйца и пекинскую капусту. Высыпала в смесь банку зеленого горошка и приправила майонезом. Получилось очень вкусно. Даже не "травоядные мужчины должны это оценить. И они оценили, муж остался доволен. Андрей с гордым видом петуха на заборе, восседал на стуле за столом и довольный принимал похвалы от Павла о моих кулинарных способностях.
Паша, именно так он просил себя называть, поселился в соседней комнате нашей двушки. Его характер сильно разнился с моим мужем. Он был доброжелателен и добр, частенько, проходя мимо он трепал мою голову, будто я маленький и несмышленый ребенок, или просто подмигивал. Паша почти не стеснял меня своим присутствием, разве что, супружеский долг теперь приходидось выполнять беззвучно, под аккомпанемент натужного сопения мужа.
Мы жили втроем уже неделю. В пятницу Андрей привез Пашу домой, сказал, что ему нужно еще по кое-каким делам сьездить и ушел, оставив меня впервые наедине с его дядей. Мы молча поужинали, стесненные неожиданным визави, а потом сели перед телевизором пить чай.
- А ты совсем не такая, как мне рассказывал о тебе Андрюха, - он первый прервал неловкое молчание.
- А что он тебе обо мне рассказывал? - я чуть не поперхнулась чаем.
- Сказал, что ты маленькая сучка и стерва. Строишь его, на коротком поводке держишь. Он для тебя старается, а ты его не ценишь. Чтобы он не сделал, ты всем всегда недовольна. А еще, что ребенка ты не хотела, на аборте наставила. Но когда Андрей заставил тебя рожать, ты сказала, что сделаешь все, чтобы этот ребенок не родился, пила какие-то настои, тайком от него, и в итоге добилась своего.
На этот раз, я действительно, поперхнулась, закашлялась. Воздуха мне не хватало не только из-за того, что сделала неправильный глоток, но и от нахлынувшего ошеломляющего чувства несправедливости и гнусной грязной лжи.