Глава 5. Часть 3.
Очнулась я уже в больничной палате, окруженная капельницами и пищящими приборами. Рядом сидела мама и вытирала слезы одноразовым платком.
- Мам, где я? - поначалу сложно было вспомнить, что произошло.
- Ты в больнице, доченька, - мама успокаивающе гладила меня по руке.
- Как я здесь оказалась?
- Ты ничего не помнишь? Этот урод избил тебя. Соседка ваша вызвала полицию. Когда приехал наряд, этот изверг не открывал дверь. Испугался. Вскрыли дверь. Нашли тебя в ванной без сознания всю в крови. У тебя был выкидыш. Андрей сидел на полу в ванной и рыдал как идиот, думал, что убил тебя. Он сейчас в полиции сидит. А участковый ждет, когда ты придешь в себя, чтобы взять показания.
- И давно я без сознания лежу? - мамин рассказ заставил меня вспомнить все, что сделал со мной муж.
- Только эту ночь.
- Значит, не долго. А тетя Лена? С ней все в порядке? Он и ее тоже ударил.
- Тетя Лена в порядке. Она не пострадала. Мы ей так благодарны. Всю ночь Ленка давала показания полицейским. Отец сейчас поехал к ней с бутылкой коньяка, чтобы отблагодарить за твое спасение.
- Ма-ам, - возмутилась я, - ну, куда ей ещё пить. Зачем?
- Ну, отец спросил у нее, может, чем помочь, ну, там, кран починить, или ещё что. А она сказала: ничего не надо, только Криску этому извергу не отдавайте больше. Ну, папе ничего лучшего в голову не пришло, как взять банку красной икры, курицу гриль и коньяк. Сидят там стресс снимают. Так, что сегодня отца не жди.
- Ну вы даете... - я была недовольна поступком родителей. Считала это не благодарностью, а медвежьей услугой. Но их разве переубедишь?
- Что же ты не сказала нам, что он колотит тебя? Смотри, до чего дошло! - мама снова начала плакать.
- Мам, прекрати, и без тебя тошно.
Ближе к обеду приехал участковый. Разговор был неоднозначным. Он наставивал, что это бытовая ссора. Что соседка писать на него заявление не будет, так все оставила. Поскольку мы муж и жена, дело будет сложнее завести.
- То есть, мы-то заведем, а вдруг, вы потом помиритесь и ты пойдешь заявление заберешь? А у нас нераскрытых и срочных дел и так много заведено.
Подводил меня к отказу участковый.
- Я конечно, не в восторге от того, что такой мудак на моем участке живет. У меня жена, сын по улицам ходят. А вдруг он и на них накинется...
- Да, расслабьтесь, я не буду заявление подавать, - успокоила я полицейского.
Он тут же оживился и быстрым полушепотом сказал:
- Но ты не думай. Я это дело так не оставлю. Я его за дебош на пятнадцать суток посажу. Посидит, подумает над своим поведением. А я ему доходчиво все обьясню.
- Что объясните? - не догадывалась я.
- Ну, как тебе сказал, - вздохнул участковый, - зайдем мы с напарником к нему в камеру и объясним ему на сон грядущий, что на женщину руку поднимать нельзя. Да так объясним, что твой Андрюша ещё долго писать кровью будет. В общем, он к тебе после нашего разговора на пушечный выстрел не подойдет и не тронет тебя больше. Понимаешь?
- Понимаю... - теперь уже вздохнула я.
- И мой тебе совет: уходи ты от него, не вздумай прощать. Как бы не умолял тебя вернуться, не сдавайся. Вернёшься - это никогда не кончится. Понимаешь? Мы-то его посадим, да только ты уже будешь лежать... в земле.
- Не собираюсь я его прощать. На развод подам.
- Правильно делаешь! - одобрил полицейский. - А я тебе в этом помогу. Неизвестно, сколько ты будешь здесь здоровье поправлять, а он может, выйдет раньше. Так я тебе сюда секретаря мирового судьи пришлю. Он у тебя прямо здесь, в палате заявление примет, я договорюсь. Так быстрее будет, вас с первого раза разведут, заочно.
- Хорошо, - вымученно, ответила я.
Было больно, что любимый человек так поступил со мной, и теперь, несмотря на все мои оставшиеся к нему чувства, нужно порвать и развестись. Я лежала в палате одна, смотрела то в потолок, то на деревья, которые гнул во все стороны ветер, срывая остатки желтой листвы, и думала как не справедлива со мной жизнь. Первая любовь и такая неудачная. Моя подушка была насквозь мокрой от слез. Внутри меня по соседству с душевной болью жила горькая обида на Пушкина, и эта обида, постепенно превращалась в ненависть, которая породила желание отомстить.
- Он всюду и всем выставлял меня сукой и стервой. А я никогда не была такой. Даже не пилила его, как другие жёны. Ты называл меня стервой? Значит, я ею стану. Я изменю себя полностью, переверну всё свое нутро, и вскоре, ты будешь содрагаться только от одного упоминания моего имени.
Я сделала выбор. Больше не буду милой, ласковой, доверчивой девочкой. Буду сукой и стервой, чтобы ни один мужчина больше НИКОГДА не смог обидеть меня. В памяти всплыла фраза моей школьной подруги Юльки: "Мужики любят только стерв, об остальных они вытирают ноги". Чтож, об меня только что эти ноги вытерли, пришло время становиться стервой. А Пушкину я отомщу за себя.
Мои размыления о внутреннем перерождении прервал стук в дверь.
- Кто там?
Дверь палаты тихо скрипнула и в образовавшейся щели показалась голова Паши:
- Привет, к тебе можно? - робко спросил он.
А вот и первая жертва!
- Привет, можно, заходи, - я подарила Павлу такую милую, полную очарования улыбку, на которую была только способна.