Старик на миг смолк, перевел дыхание, и заговорил лишь вновь сумев взять эмоции под контроль:
— Так к чему я это веду, и ворошу прошлое? Вам надо знать — я человек старой закалки. Я не буду под копирку создавать советскую систему и идеологию — в ней так же есть что изменить. Но при этом она все равно будет максимально приближенной к коммунистическому строю! И вам сейчас предстоит решить — нужен ли вам такой лидер?! Какими бы правильными мне ни казались мои идеалы — жить в новом поселение именно вам дорогие граждане! Вам и решать стоит ли доверять будущее старику на сцене, или лучше найти более достойного кандидата? Я приму любое ваше решение!
Михалыч отошел от микрофона, динамики стихли. У трибун воцарилась давящая, напряженная тишина.
“Старик, что же ты делаешь?!” — мысленно возмутился я. Он ведь собственными руками создавал новый Лисаковск. Сам отдавал поручения, ночами не спал, принимал беженцев и обдумывал как всех защитить да накормить. Почему сейчас он считай собственноручно готов отдать власть в чужие руки? Глядя на раскинувшуюся впереди толпу мне казалось, что вот-вот на сцену выпрыгнет какой-нибудь ушлый кандидат что выскажет всем “более хорошее решение”.
Вот только время шло, а толпа все не спешила как-либо реагировать на слова старика. Когда я уже подумывал над тем, чтобы самому выкрикнуть какой-нибудь поддерживающий лозунг, впереди к небу взметнулась чья-то сжатая в кулак рука.
— Михалыч! — прокричал на всю округу мужской выкрик.
Не прошло и минуты как ему вторила рядом стоявшая женщина:
— Михалыч!
— Михалыч! — крикнули у самого уха. Повернувшись, я, выпучив глаза уставился на так же поднявшего руку Диаса. Тот оказался той самой последней каплей что сорвала плотину. Следом руки к небу подняло сразу дюжина человек, затем сотня, тысяча, спустя каких-то десять минут вся наша маленькая площадь скандировала имя лидера поселения:
— МИХАЛЫЧ…! МИХАЛЫЧ…! МИХАЛЫЧ…!
Глядя сейчас на красное от волнения лицо старика что всеми силами старался не разрыдаться я вдруг облегченно выдохнул и вторив толпе высоко поднял зажатую в кулак правую руку.
— Михалыч!