Выбрать главу


            Я подхватила стул, забыв, как несколько минут назад боялась, что дверь может захлопнуться, вновь сделав меня пленницей. А сейчас мне было почти все равно. Размахнувшись, я изо всех сил ударила стулом по ближайшему зеркалу. Раздался жалобный звон, и по стеклу пошли трещины. Так вам, проклятые! Стекло треснуло, и осколки полетели внутрь. Я бросилась к следующему зеркалу. Недавний ужас заглушали ненависть и какой-то почти веселый гнев. Я крушила зеркала с азартом и злобным удовлетворением. И откуда во мне столько столько силы? Осколки брызгами летели во все стороны, кажется, некоторые из них задевали меня, но я даже не думала останавливаться. Я разнесу эту чертову комнату, чтоб больше ни один и без того не слишком счастливый человек не оказался на моем месте.

            За последним зеркалом неожиданно обнаружилось окно, а за ним – светло-серое предрассветное небо. Этот блеклый свет окончательно разогнал мои страхи. Теперь, по идее, следовало испугаться последствий своих действий – разнесла комнату в отеле, пусть в дешевом и убогом, но все-таки. Впрочем, глупо думать, что хозяева этого места не знают, чем на самом деле является гостиница «Зазеркалье». Понятное дело, в полицию с такой информацией не побежишь. «Знаете, у вас тут филиал ада для уродов. Да - да, поднимите все дела о пропавших людях за последние годы. Нет - нет, не надо санитаров и смирительной рубашки». Но уж и привлечь себя к ответственности за то, что уничтожила портал в ад, я не дам. Я бы вообще с удовольствием врезала этим стулом по лысому черепу Адольфа, но больше всего мне хотелось достать Люци. Хотя вот как раз с ним лучше не связываться, одного раза хватило.

            Пора бы сваливать отсюда, но так хорошо просто сидеть, привалившись спиной к кровати. Наверное, это шок. Сейчас подниму себя и уйду. И вдруг в пустых глазницах разбитых зеркал что-то шевельнулось. По телу пробежала дрожь, сердце подкатило к горлу. Показалось? Нет, в темных провалах явно кто-то был. А я-то глупая, думала, что уже ничего не испугаюсь. Из рамы шагнуло существо. Я заорала, но вместо крика из горла вырвался хрипло-каркающий звук.

            – Не бойся! – существо, оказывается, умело говорить, причем, по-немецки.


            Хотя какое, к черту, существо? Передо мной была женщина. Не сказать, чтоб совсем обычная, но все-таки живой человек, а не какое-нибудь чудовище. Проглотив позорную пародию на крик, я всмотрелась в гостью из зазеркалья, постепенно узнавая в ней ту самую пучеглазую дамочку, которую увидела первой. Женщина оказалась длинной и худой, как жердь. А одета была так, как нарисованные леди на пачках английского чая.

            – В-вы-ы оттуда? – проблеяла я, указывая на разбитое зеркало.

            – Мы все оттуда, – из другого зеркала шагнул рыжий парень.

            – Вот уж не думала, что снова увижу свет божий, – прошамкало у меня за спиной. Обернувшись, я увидела старуху, махавшую руками. – Спасибо тебе, девочка!

            Бабулька бросилась меня обнимать, и отвертеться от объятий старой карги было совершенно невозможно.

            – Мы все оказались там так же, как ты, – пояснила длинная. – Все встретили Его, – она начала тревожно оглядываться, очевидно, опасаясь, что Люци самолично явится разбираться со сбежавшими из зеркальной тюрьмы. – Те, кто оказались тут раньше, с тоской смотрели за новыми жертвами.

            Между тем из темных прорех, утыканных осколками, выходили все новые и новые «красавчики». Если так дальше пойдет, их тут наберется целая дюжина, а то и больше.

            – Представь, как мы поразилась, когда ты, едва успев провалиться в зеркало, тут же снова оказалась в комнате,– дылда, очевидно, решила взять на себя роль основной рассказчицы. – Лично я разрывалась от удивления, зависти и надежды...

            – А давно вы тут сидите? – судя по виду, дамочка могла быть как из начала двадцатого, так и девятнадцатого века. Я не шибко разбираюсь в моде.

            – Понятия не имею, – горько вздохнула она. – Там, как ты могла заметить, нет ни часов, ни календарей. Время идет совсем по-другому или вообще стоит. Знаю лишь, что попала я в эту проклятую гостиницу пятнадцатого июня тысяча восемьсот тринадцатого года.

            – Ого! – присвистнула я.

            Тут бывшие призраки начали наперебой вспоминать даты своего заточения в зеркалах и делиться друг с другом впечатлениями.

            – Эй, люди! – я повысила голос, хотя после всех рыданий и криков практически охрипла.

             Похоже, на правах спасительницы я имела право на общее внимание. Все разом замолчали и оглянулись.

            – Раз вы все умудрились выжить и не сойти с ума, что уже само по себе невероятно круто, то, может, отложите разговоры о пережитых страданиях до встречи с психоаналитиками. У вас... у нас теперь целая жизнь впереди. Кстати, сообщаю, что сейчас две тысячи тринадцатый год.

            Зеркальные пленники снова раскудахтались, пораженные этой новостью. Ох и трудно же с ними! Но мы в ответе за тех, кого вытащили из зазеркалья.

            – Значит так, – я снова взяла слово. – Не знаю, как вы, а я планирую поскорее свалить из этого мерзкого места. Кто со мной?

            Возражений, к счастью, не последовало.

            – Между прочим, нам еще придется как-то выбираться из этой глухомани. И, кстати, перед уходом я бы с радостью начистила лысину старине Адольфу, раз уж до Люци все равно не добраться.

            ***

            – Нет, ну надо же!

            Он восседал в старинном кресле напротив огромного зеркала. В одной руке он держал бокал с коньяком, более старым, чем палата лордов в полном составе, в другой – искусно вырезанную трубку. Он был даже хорош собой, на свой, особый манер. Но в зеркало глядел не из желания полюбоваться на себя. Да и не его отражение смотрело из темных серебристых глубин. За гранью зеркала, обрамленного тяжелой золоченой рамой, открывался вид на какое-то неприглядное помещение, усыпанное осколками битого стекла.

            – Противная толстая девчонка, – проворчал он, хмурясь. – Испортила такое дивное творение. Столько сил и трудов  насмарку.

            Он затянулся трубкой и вздохнул.

            – И после они еще говорят, что зло – это я!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍