Вот я и дожила до момента, когда девочка-волшебница, сюсюкающая с опасным демоном, не пробудила во мне удивления. Лишь злость на Риту. Ничего, сочтёмся ещё. И за то, как она со мной обошлась, и за милосердие к всяким тварям. Освоюсь немного, и мы поговорим уже на моих условиях.
А расслабившегося Бехемота подпалил вихрь пламени. Он забился в объятиях Риты, которая огонь игнорировала напрочь.
— Ты ведь, мразь такая, не будешь больше воровать печати? Да? Не будешь?
— Не-е-ет! — заверещал демон. Он корчился в судорогах.
— Славненько.
Сложно передать, что я чувствовала, глядя на его мучения.
Удовлетворение от того, что мой обидчик пострадал. Серьёзную опаску из-за садистских наклонностей Риты, приправленных отчётливой пироманией. Сочувствие к страданиям живого существа.
Последнее было излишним. Или нет? Должны ли девочки-волшебницы прощать?
А Рита, закончив с пыткой, вытряхнула кота как коврик, отчего на асфальт посыпался пепел от сожжённой шерсти. Видок у Бехемота был преотвратный. Проплешины и язвенные ожоги его совсем не красили.
Огненная волшебница убедилась, что демон выжил, и ускакала за угол многоэтажки. Я осталась одна.
И вспомнила, что не спросила девчушку, как выбраться из безлюдной реальности, в которую меня перенёс Бехемот.
Тут бы обругать себя, но я устала. Устала думать. Устала от новых впечатлений.
И потому поплелась в сторону дома. Пусть квартире каюк, лучше быть в знакомых руинах, чем посреди улицы.
Нашлось ещё одно отличие Изнанки от Фасада. Кое-где — на газонах, среди деревьев, под фонарными столбами — росли длинные, похожие на водоросли растения с полупрозрачными листьями и стеблями. В них клубился сероватый дымок. Я стала обходить поросль, когда заметила, что она тянется ко мне.
Стены домов пятнали уродливые кляксы призрачного мха.
На ходу я потёрла перстень. На голубой камешек, оправленный в него, будто паутину накинули. Его поверхность испещряла сеть еле заметных сероватых линий. Раньше их не было.
— Долбаное махо сёдзе… нет, мазо сёдзе. Ха, да покажи кому-нибудь то, что пережила я, он навсегда забудет про магию!
Возле своей парадной я вспомнила слова, которым меня научил Бехемот.
— Именем священного договора двух лун взываю я к силе внутри меня, — сказала я, — Верни меня обратно к людям.
Я зажмурилась, отчаянно молясь, чтобы идея сработала. Либо нужные слова, либо желание, стоявшее за ними — что-то из этого должно было вытолкнуть меня в реальный мир.
Я стоял так, может, полминуты. Вряд ли больше. Из транса меня вывел хриплый голос, раздавшийся рядом:
— Сашка? Ты что, пьяный? Или обдолбался. Ну точно обдолбался. Извращуга сраный. Знал, знал ведь, что ты больной. За детьми подглядывал?!
Я открыл глаза — и увидел Толяныча. А ещё увидел, что снова стал парнем. Как и то, что одежда моя не восстановилась.
Иными словами, на мне висели сущие лоскуты, которые ничего не скрывали от пытливого взгляда местного алкаша, драчуна и просто говнистого человека.
И как назло, красная морда вкупе с мутными глазками-щёлочками указывали на тяжкое похмелье, мучившее Толяныча. В таком состоянии он цеплялся ко всем подряд и затевал драки из-за сущих мелочей.
А практически голый я, стоявший неподалёку от детской площадки, мелочью не был.
Толяныч заиграл желваками. Пропитые мозги работали со скрипом, но итог их деятельности был несомненен.
Будет мордобой.
Сраное мазо сёдзе.
Глава 4
Меня чуть не сожрал демон. Мне разнесли квартиру. (Где, кстати, машины МЧС, где сигналки полиции? Алло, у дома стены нет!) Мою тушку чуть не сожгла буйная дамочка.
А теперь на мне решил отыграться за свою головную боль и мерзкий привкус во рту долбаный алкаш. Магия — это чудо, не правда ли? Она делает жизнь проще и веселее.
Сверкая засаленной майкой, Толяныч подступил ко мне, размял кулаки. Однако обязательный ритуал перед началом драки соблюдён не был. По неведомой причине даже самый отпетый говнюк искал своим действиям должное обоснование — прикрытие, чтобы оправдать скотство.
— Ты, паря, чудишь. Думал, нормальный ты, свой человек. А ты — вон оно как. Эксгецибионист, да? — явно гордясь знанием сложного слова, выплюнул Толяныч, — Ходишь, трясулькой трясёшь. Кого тут поджидал, а? Бабу? Ребёнка?!
Кровавые подтёки на моей коже он напрочь игнорировал. Объективность в его достоинства явно не входила.