Пушкин: — «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он легкодумно погружен…Молчит его святая лира, душа вкушает сладкий сон и меж детей беспечных мира, быть может, всех беспечней он…»
Карамзин: — Н-да…успел прильнуть к очарованью праздности. А вот, как получил титул историографа с начислением 2000 рублей ежегодной пенсии, так и засел на 22 года за труд «Истории Государства Российского». Пожизненную, можно сказать, ответственность на себе нес. Не успел дописать 12‑го тома, переселился в мир иной. Не успел…Эх, много чего не успел!
Пушкин: — Да полно вам вздыхать! Все силы и способности, отпущенные вам, вы отдали России. Разве не заслужили покоя?
Карамзин: — Да, знаете ли, беспокойство томит! Все упрекаю себя: и то надо было успеть и это. Писать то историю занятие покойное, а вот посвятить себя делу переустройства России…
Гончаров: — Это уж вы, зря. Зря, Николай Михайлович! Считайте, Бог спас. Сами же писали: не переворотами и бунтами, а трудом народа и доброю волей просвещенной власти крепко государство наше. А я добавлю: Без царя и Бога не возможна Россия.
Пушкин: — Н-да… и что мы видим? «Все, все, что так цвело и жило, теперь так немощно и хило!»
КАРТИНА 2
Действие переходит к Натали. Слышны отдаленное уханье музыки и гогот — идет гульба в местном Кафе. К Натали подходят две бухие девахи, чрезвычайно экстравагантно одетые и сильно окрашенные.
Первая (с большим животом): — У тебя тут посидеть можно? Умотались, блин, в жопу. Мужики разве понимают? Мне ж рожать скоро. Закурить есть?
Натали: — Закурить? Плохо понимаю. Вот нюхательные соли.
Первая (рассматривает флакончик): — Че за херня такая? Да засунь ты их себе, знаешь куда?…
Вторая подтягивает еще ящик от пива, садиться, оглядывает Натали: — Прикинутая мамзелька! Из коттеджного поселка, чо ли? Муж деловой? Или начальник?
Натали: — Муж деловой. И покровитель очень высокий. Очень. Детишек четверо. Еще жду.
Первая: — И прям, вся в таком шоколаде? Держите меня! Если покровитель с баблом — считай — пруха. Меня хозяин бара «Монплезир» в Мотовилове два года содержал. Подарки, то, се…Ну, мармелад сахарный… Пятый месяц беременная. Откуда мне знать от кого? От него, думаю все же, заразы. Так выкинул меня! Здесь теперь в кафе работаю. С Казиком в подсобке ночую. Слыхала?
Натали: — Что такое — «вы–ки–нул»? Же не компрон па.
Вторая: — Ой, Нюшка, прям, какая–то! «Как выкинул»! Натурально — взашей. И пятиэтажным вдогонку. Мне прошлый месяц пятнадцать стукнуло, а у меня второй (показывает на живот) От отчима, козла этого сраного. Доченька моя с мамкой осталась. Она–то сама меня выгнала. А как же! Я ж ментуру вызвала, он ее молотил — из ушей из носа кровищи море. Козел! Ну, сидит. Упекла папашку. Мамка меня прокляла, умная какая. Вот сомневаюсь… Не, рожать все равно буду! «Зачем, зачем!»… А всем на зло, бля!
Первая: — У меня УЗИ показало — двойня. Счастье–то привалило! Так вот — одного продать хочу. С бабой богатенькой, армянкой — такая прям вся в голде и брюликах — уже на пять кусков евр договорилась…Так пропала, блин. Слушай, у вас там, среди ваших олигархов покупателя нет? У меня все анализы хорошие. Хочешь, сбегаю?
Натали сжимает виски, смотрит ошалело: — Же не компрон па…Не понимаю! Здесь оскорбляют женщин??!
Первая гордо: — Женщину оскорбить нельзя! Изнасиловать, измутузить, затоптать, заплевать — оно, само собой, почему и нет? Прибить — запросто. А оскорбить — нельзя!
Вторая: — Ой, блевануть от ваших разговоров тянет (прикрывая рот, бросается в кусты) За ней уходит Первая.
Первая: — Говорила, водяра у них паленая! И не фиг было «Братской могилой» закусывать!
КАРТИНА 3
Действие переходит к Пушкину, Гончарову, Карамзину. Из темноты выныривают два парня — Длинный и Тощий.