Мало кто из учащихся, если не считать Пэйшэнс, удостаивался заточения в темнице. Она же успела побывать там вот уже девятнадцать раз.
В тот день причиной послужил сломанный нос наставника Абелярда. Она припечатала самовлюбленного недоумка, когда тот посмел раскритиковать ее за недостаточное усердие во время дежурства по прачечной. Что ж, его сломанная переносица и залитое кровью лицо были вполне соответствующей платой за это заточение.
Впрочем, немного поостыв в этой темноте, Пэйшэнс поняла, что нападение на наставника было плохой идеей. Это не давало ничего, кроме очередной отметки в ее личном деле. В результате она пропускала выпускной ужин, который проходил несколькими этажами выше. Подобные мероприятия устраивались раз в несколько месяцев. В схолум прибывали важные люди — магистры гильдий, купцы, директора заводов и владельцы фабрик, — чтобы посмотреть и оценить старших воспитанников, выбрав из них лучших. Пэйшэнс знала, что уже утром многие из тех, с кем она дружила много лет, навсегда покинут схолум и начнут новую жизнь в перенаселенных шпилях Урбитана.
Главная проблема состояла в том, что она слишком долго оставалась здесь. Она была слишком взрослой, чтобы повиноваться даже суровым ригористам, и именно поэтому раз за разом попадала в неприятности. Если бы не клятва и две любимые сестры, она бы давно уже подрядилась подмастерьем на одну из городских фабрик.
Нечто волосатое и явно передвигающееся более чем на четырех лапах пробежало по ее обнаженной руке. Воспользовавшись своим даром, Пэйшэнс отбросила существо во тьму.
Дар. Ни у кого из знакомых не было такого. Даже у сестер не имелось ни малейшего намека на него. Пэйшэнс никогда не использовала его при наставниках и была абсолютно уверена, что они ничего об этом не знают.
Это было как-то связано с силой разума. Пэйшэнс могла передвигать предметы, просто подумав об этом. Способности открылись в тот день, когда мать оставила их у дверей схолума. С тех самых пор девушка старательно тренировалась.
Вглядываясь во тьму каменной пещерки, она попыталась представить лицо своей мамы, но не получилось. Все, что удавалось вспомнить, — теплый запах пота, чуть застарелый, но внушающий уверенность; крепкие объятия; надрывный, предвещающий скорую смерть кашель.
Но лицо… ее лицо…
Прошло уже слишком много времени. Не в силах восстановить такой родной образ, девушка направила свои мысли в другое русло. Имя. Она не Пэйшэнс. Надо было помнить настоящее имя. Наставники пытались вытравить его из нее, пытались заставить ее забыть свое прошлое «Я», но она сопротивлялась. Это было единственное ее сбережение, которое никто и ничто не могло отобрать у нее. Настоящее имя.
Только оно и помогало ей жить. Память поддерживала ее, заставляла идти дальше.
Забавно, ведь, чтобы покинуть темницу, Пэйшэнс стоило только захотеть. Воспользовавшись своим даром, она легко могла откинуть в сторону защелку люка и выбраться наружу. Но это выдало бы ее талант, позволило бы наставникам понять, что она отличается от простых учеников.
Пэйшэнс усмирила свой разум и расслабилась.
Она знала: кто-то идет. Идет за ней.
IV
Гарлон Нейл даже не моргнул, когда к его лицу устремился кулак. Бывший охотник просто выбросил вперед левую руку, одновременно пригибаясь, перехватил запястье противника и вывернул на добрых двести градусов. Кость, должно быть, сломалась, но хруст утонул в сдавленном крике нападавшего, оборвавшемся, когда вторая рука Нейла встретилась с лицом неприятеля.
Противник — крепко сложенный мужчина, слишком любивший пожевать листья лхо и страдавший проблемами слюноотделения, — повалился на задрожавшую под его весом палубу. Нейл надежно удерживал его запястье, одновременно наступив одной ногой на подмышку. Охотник явно был готов использовать ту возможность, которую предоставляла ему эта позиция. Я понимал, что в его голове крутится одна только мысль: «Пленных не брать». Сказать по правде, это вряд ли могло помочь в предстоявшем нам деле.
Едва заметное усилие и поворот. На залитом кровью лице поверженного бандита раззявился рот.
— Ну, что скажете? — поинтересовался Нейл, вновь выкручивая руку несчастного. — Как думаете, смогу я заставить его пропеть верхнее «до»?
— А мне не плевать? — с деланым безразличием отозвался Живчик Морпал. — Можешь бедняге Манксу вырвать руку и постучать ею ему по башке. Он все равно ничего не сможет рассказать. Это же просто лхошник. Он ни черта не знает.
Нейл усмехнулся и снова заставил своего пленника завопить.