— Потом она встала, сказала, что ей надо пописять... Подошла к этой... — Карась кивнул в ту же сторону, куда только что грустно смотрел капитан. Женщина в тюбетейке оживилась, стала протирать стойку национальной тряпочкой.
— Так, она, что, — сразу, как вы пришли, пошла пописять?..
— Нет...
— Так, а что же случилось до того, как?
— Мы разговаривали...
— Так, о чём вы разговаривали?
— Разговаривали... я её спрашивал...
— О чём?
— О дне рождения Игоря...
Прапорщица высунулась из-за камеры:
— Он мямлит — ничего не слышно!
— О чём спрашивал, громче говори!
— О дне рождения Игоря...
— Так, дальше, что конкретно ты её спрашивал?
— Я же уже говорил!.. — Утомлённый Карась бросил эту фразу прямо в лицо капитана и замолчал.
Всем было плохо — и Карасю, и сержанту, который напряжённо думал о творожках с абрикосовым наполнителем, и Люде, которая по очереди снимала с ног туфли и разминала пальчики, и парню в бейсболке, который осматривал волосок на пластиковом стуле. Изначально он не заметил его и, видимо, сидел на этом волоске, а теперь, когда встал, ему стало очень противно — чей это волосок, и откуда, и стоит ли теперь стирать брюки, после того, как посидел на чужом волоске, причём, скорее всего, с лобка. Но капитан собрался с силами и прервал эту всеобщую немочь:
— Так, значит, тут следственный эксперимент, — мы всё записываем, поэтому ещё раз, громко, на камеру! Или не понял?!
Может быть, Карась и не понял, но зато сержант понимал капитана без слов, поэтому, как только капитан недовольно хмыкнул, Сева взмахнул рукой и, как бы нехотя, ткнул кулаком Карасю по печени. В ту же секунду, как Карась пал на землю «Узбекистана», Люда принялась снимать виды, — а именно, как трамвай подходит к остановке и как люди заходят и выходят из него.
Всем сразу как бы полегчало, как будто Карась принял на себя всю эту боль и тоску, которая томила милиционеров.
— Мороженое у вас есть? — спросил капитан у женщины в тюбетейке.
— Нет... — Видимо, у неё был сын, такой же непутёвый, как этот Карась. Может, и он вот так же был бит милиционерами. Так что женщина выразила свой социальный протест в этом коротком узбекском лае.
— Что-нибудь холодного бы... Так... Тогда пиво мне ещё нацеди... раз больше ничего холодного нет...
Груди женщины включили краники, сама она оставалась неподвижной. Капитан выпил, сержант помог Карасю подняться.
— Так, значит, о чём ты спрашивал потерпевшую?.. — продолжил дознаваться капитан.
Люда присела на корточки, чтобы получился такой необычный план снизу — два лица напротив друг друга — счастливое, после пива, капитана и пыльное, после земли, Карася.
— Почему она осталась на ночь у Игоря... после дня рождения... — Карась заговорил строго, по-мужски. Капитан и Сева в очередной раз убедились в правоте своего педагогического подхода.
— Так, дальше, что она ответила?..
— Она сказала, что все остались и она тоже не пошла домой, потому что было уже темно...
— Ага...
— Я ей сказал, что звонил в этот вечер её подруге, она пришла домой и сказала, что у Игоря осталась только Аня... Аня сказала, что подруга перепутала, потом сказала, что хочет писять, подошла к этой в тюбетейке, попросила у неё ключ от туалета...
— Так, за этим столом вы сидели? — Капитан кивнул на столик, за которым совсем недавно сидели Валя и Сева.
— Да...
— Так, садимся...
Карась сел за стол, Валя замешкался. Волосок был на том же самом месте, а другого стула рядом не было.
— Валя?!
Капитан уставился на Валю, Валя понял, что мешкать нельзя, он наклонился к стулу и что есть силы стал набирать воздух ртом, чтобы дунуть, но не рассчитал, и когда набирал воздух ртом, втянул этот волосок в себя. Валя закашлялся, отвернулся, стал собирать во рту слюну и судорожно выплёвывать из себя волосок. Женщина в тюбетейке занервничала:
— Здесь, между прочим, люди едят, что ваш парень делает?!
Капитан нагнулся к Вале:
— Валя, ты что делаешь?
Люда открыла второй глаз:
— Может, с сердцем что?
— Какое с сердцем, молодой парень! Валя, Валь! — Капитан стал хлопать Валю по спине.
— Что вы его хлопаете, он же не подавился! — Люда покраснела, предчувствуя недоброе. Она направила камеру на Валю, предполагая, что, может, это последние минуты его жизни и как было бы неплохо запечатлеть их. Честно говоря, у Люды был небольшой секрет. Она копировала втихаря плёнки со следственными экспериментами и склеивала в небольшие фильмы. Мечта Люды была попасть в ротацию Каннского кинофестиваля в разделе «авторское документальное кино». Она встречалась с одним бывшим заключённым, который до того, как стать заключённым, работал на местной киностудии осветителем. Он-то и рассказал Люде о Каннах и о больших возможностях, если ты умеешь снимать.