— Так, а зачем ты её вообще стал пилить? Куда бы ты куски дел? У тебя был пакет?
— Нет, пакета не было, — я бы смыл...
Женщина в тюбетейке вышла из климакса и закричала:
— Куда, дурачок! Тут бы всё забилось!
Капитану это не понравилось, и он прикрикнул на тюбетейку:
— Так, тише, не мешайте! Так, ладно, дальше!
— Ну, потом... я просто сразу не сориентировался, мне так не по себе стало... я подумал, что тогда надо отвинтить унитаз и её в туда запихать...
— Куда — в туда?
— Ну, я не знаю, как там всё устроено, — я думал, под унитазом ямина, куда всё говно смывается, — я подумал, что там ямина, я её туда деть решил...
— Ну, мудак... — Тюбетейка опять подала голос.
— Я сказал, заткнулась!.. — Капитан в очередной раз прикрикнул на работницу кафе, но она не унималась:
— Была бы ямина, мы бы и унитаз не ставили!
— Так, помолчите! Я же вам говорил уже!
— Да как, с такими представлениями, — ещё и убить решил!..
— Так, всё, я сказал! Не мешайте!
Женщина пошла собирать посуду со столиков, где уже поели, но уходить из кафе не собирались. Вообще, ажиотаж в заведении начал нарастать. В «Узбекистане» появились новые любители восточной кухни, но в зал пройти они не решались, просто стояли у входа и смотрели за происходящим, пересказывая друг другу нюансы криминального кинопроизводства.
— Он тут всех замочил!
— Кого?! Вы о чём говорите, он просто отравил всех тут, потому что его девушку чурки изнасиловали!
— Кого?! Его парень-друг жил с его девушкой, а она дочь чурки, и он их убил здесь, а сейчас снимают кино об этом!
Женщина в тюбетейке, собрав посуду у посетителей, нырнула в свои узбекские восвояси, из кухни вышли два замученных повара-тринадцатилетки из Молдавии, которые перестали жарить лагманы, решив отдохнуть и наполниться впечатлениями.
— Так, Карась... так... на чём мы остановились?.. — Капитан окинул взглядом «съёмочную площадку» и понял, что пора сворачиваться.
— Откручивать унитаз я решил...
— А, да... и что, как, показывай!..
— Так что показывать, — ничего не откручивалось... я вот тут подёргал... — Карась перешагнул через лежащего Валю, кинул на его тело палочки и обнял унитаз.
— Приварен намертво! Я потом просто решил уже — будь что будет, вышел и пошёл домой...
— Так... — Капитан стал искать взглядом работницу кафе. — Кто потерпевшую обнаружил?
Из-под барной стойки вынырнула тюбетейка, а за ней и всё остальное:
— Я! Когда, когда она выползла, тогда и обнаружила!
— А почему не сразу, вы же видели, что их двое заходило, а вышел один?
— Ну, мало ли... я думала, этот сделал дело, а эта ещё сидит, раз заплатили, мало ли что, — вон, у меня муж по полтора часа иной раз выдавливает, — это у него, если первое он долго не ест, то...
— Так, ладно! Ну, что, тогда всё, записала? — Капитан прервал женщину и обратился на камеру.
— Да... всё?
— Выключай!
Люда выключила камеру, Валя медленно стал подниматься с пола туалета, Сева — приковывать Карася к себе. Жизнь входила в привычную колею. Повара ушли на кухню, откуда тут же выскочил узбек-официант-украинец. Он стал рассчитывать всех, кто поел. Женщина в тюбетейке налила себе пива и выпила. Капитан взглянул на неё, облизнулся и прошептал:
— Потопали. }
{ Валя не мог спать один. В смысле — не то что ему была нужна женщина. Нет. По большому счёту ему было всё равно, с кем спать, лишь бы не одному. Бывают такие люди. Вот. И Валя спал с телевизором. С невыключенным. Да ещё и в бейсболке. Бейсболка Вали была на один размер меньше. Она сдавливала его голову и оставляла следы на лбу, поэтому он её и не снимал, чтобы никто не видел, что на его лбу следы от бейсболки. Иногда Валя мучился от головных болей, ну, представьте себе, — днями носить не своего размера бейсболку, но как сам он говорил — она помогала ему ощущать, что он существует. Боль постоянно напоминала ему, что он существует, живёт, поэтому Валя очень боялся снимать бейсболку, иначе в его голове начиналась такая лёгкость, что он терял способность соображать и ему казалось, что он облако, которое плывёт себе по небу, и вот мы стоим и гадаем, что это — кораблик, львёнок, а облако снова оборачивается каким-то причудливым предметом и, наконец, совсем растворяется. Валя очень не хотел раствориться, поэтому и носил бейсболку.
— Валя! Валь! — Мурашки в телевизоре забегали и превратились в фигуру моряка.
Да, действительно, программы в телевизоре давно закончились, и то, что там были мурашки, — это вполне нормально. Но вот почему там возникла фигура в чёрном длинном пальто, клёшах, в бескозырке с якорем и большим зелёным рюкзаком за плечами? Такого не было ни в одной программе телепередач.