Евгения Никифорова
Изображая зло
Книга 1
Глава 1. Виктория Морреаф
— Я благодарен за визит, — произнёс отец Мартин. — Простите, что потревожил, но надежды возлагаю только на вас.
Священнослужитель распахнул железные узорчатые ворота, пропуская гостью на территорию монастыря. Каменное древнее сооружение с тяжёлыми колоколами в башнях приветствовало угрюмостью и простотой веры, всем видом показывая, что уже ничего не ждёт от живых. Виктория Морреаф в роскошном дорогом пальто выглядела неуместно возле переминавшегося с ноги на ногу старика, довольствовавшегося поношенной рясой. Послушники, завидев женщину, отворачивались, старательно пряча глаза. Но Виктория не обращала ни на кого внимания, кроме отца Мартина.
— Кто? — задала она первый вопрос.
— Лукас Монсо, двадцать три года, не женат, детей нет.
— Он назвал причины, почему выбрал Лукаса?
— Сказал, что Лукас хорошо его подкармливает.
— И больше ничего?
— Ещё его забавляют страдания жертвы.
— Сколько?
— Месяц.
Виктория подставила лицо сухому ветру.
— Лукас необычный человек?
— Архитектор.
— Значит, с долей воображения и логики.
— Прошу прощения?
— У меня пока нет вопросов. Я должна увидеть его.
Отец Мартин засеменил впереди гостьи, показывая путь в помещение, откуда вылетали крепкие ругательства. Старик отворил дверь и вошёл первым, после чего обернулся к женщине, намереваясь произнести заветные слова отпущения грехов перед ритуалом. Но та качнула головой, мол, не надо, и встала у облезлой стены. Незнакомый ей юноша был привязан к стулу в центре пустой комнаты. В неверном свете зажжённых свечей показалось его бледное лицо, которое искажали судороги. Чудовищные синяки под глазами, худоба и грязные всклокоченные волосы производили сильное впечатление. Вид Лукаса Монсо можно было бы счесть жалким, если бы не бегающий озорной взгляд — необычайно живой для человека, который провёл в заключении месяц. Пахло потом и мочой. Отец Мартин с крестом и раскрытой Библией в руках принялся громко читать молитвы. Похоже, присутствие гостьи прибавило старому священнослужителю уверенности.
— Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum[1].
— Morte sola Dei[2], — прошелестел тихий ответ.
— Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra[3].
— Voluntas data est homini[4].
— Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris[5].
— Nulla indulgentiae qui repulit Deus[6], — вторил одержимый.
— Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo[7].
— Nulla libertas a propria umbra[8].
— Amen[9].
Одержимый оскалился, демонстрируя поломанные коричневато-жёлтые зубы. Алчный плотоядный взгляд нацелился на женщину.
— Tempus tuum exspirat[10].
— Мне нужно получить его имя, — шепнул отец Мартин и вытер со лба капли пота.
— Знаю, — несколько усталым тоном ответила Виктория.
— Конечно, она знает! — возликовал рычащий утробный голос. — Иначе бы не пришла!
— Он впервые заговорил на итальянском. До этого на латыни, ещё я слышал иврит и язык, очень похожий на сирийский, — добавил святой отец.
— Значит, знаком с арамейским письмом? Похоже, это дух из Ближнего Востока.
— Nulla nomen — nulla virtute[11].
Они переглянулись, услышав последнюю реплику одержимого.
— Что ж, я продолжу, — выдохнул отец Мартин.
— Вначале с ним поработаю я.
Виктория медленно приблизилась к жертве, после чего, неожиданно для священника, позволила себе присесть перед Лукасом. Одержимый шумно втянул воздух, не сводя с женщины цепкого взгляда.
На протяжении нескольких минут отец Мартин ощущал себя лишним в их неторопливой беседе. Он не понимал ни слова из того, о чём говорили эти двое. Инстинкт требовал предупредить Викторию о возможной опасности, однако, судя по мелькавшей улыбке, в помощи она не нуждалась.
Вскоре священнику начало казаться, что одержимый расслабился. Женщина вдруг поднялась, достала из внутреннего кармана пальто несколько фотографий, отобрала две и помахала перед лицом Лукаса. Отец Мартин успел разглядеть изображения девочек.
— Vivas[12], — дух вернулся к латыни.
— А эти? — Виктория предъявила фотографии мальчиков.
— Mortui[13].
Одержимый облизал треснувшие, обкусанные до крови губы.
— Я чую их сладкие души.
5
Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (