— Не успели.
Парень фыркнул.
— Я знаю, что Неми была лесбиянкой, — вдруг добавил, сам не понимая, зачем. — Моя кузина влюбилась в вас без памяти. Я однажды заходил к Неми в комнату и увидел вашу фотографию на мониторе её компьютера. Она всегда отзывалась о вас с нежностью. А я испытываю только презрение.
— Меня не интересуют ваши эмоции. Я ищу убийцу.
— Убийцу?
Чарльз стряхнул с волос дождевые капли.
— Не желаете встать под мой зонт? — с растянувшейся на губах улыбкой предложила Виктория.
— Нет, как-нибудь переживу.
С минуту они сверлили друг друга взглядами. Ботинки Чарльза всё больше увязали в глине.
Мимо сновали люди с выражениями скорби и сожаления. Отвратительная погода нагоняла на лица суровость.
— Чем в последнее время занималась Неми? — первой нарушила молчание Виктория. — С кем общалась? Куда ездила?
— Писала статьи, работала, — пожал плечами Чарльз. — Если кто и был в курсе, то это сама Неми.
— Ей не поступали угрозы?
— Не знаю. Может, поступали, а может, и нет. Меньше всего кузина хотела беспокоить близких. С проблемами справлялась в одиночку.
— Я ни за что не поверю, что девушке вырвали сердце ради забавы, — сказала Виктория. — Убийца был прекрасно осведомлён о срочном отъезде в Марокко, о номере отеля, который Неми займёт. Всё спланировано заранее.
— Да, вероятно.
— Кому Неми говорила? Кто знал, где она поселится?
— Вы думаете, её убил кто-то из знакомых?
Женщина шумно вздохнула.
— В любом случае, доказательств нет. Скажите, мистер Уидмор, вы любили свою сестру?
— Всем сердцем, — ответил Чарльз.
— Тогда у вас один путь — помочь найти этого ублюдка.
— Что? — парень потёр красные от холода ладони. — Вы серьёзно?
— А, по-вашему, я здесь шутками разбрасываюсь?
— Пусть этим занимается полиция.
— Не беспокойтесь, полиция уже занимается. Я лишь хочу убедиться, что вы станете сотрудничать, а не отойдёте в сторону и сделаете вид, будто Неми никогда не существовала.
Виктория кивнула в сторону многочисленных родственников и друзей.
— Как думаете, они оплакивают Неми? Или притворяются, что им небезразлична её судьба?
Чарльз промолчал. Виктория сделала шаг вперёд, приблизившись к парню вплотную.
— Им всё равно, — горячие губы коснулись его уха. — После похорон придут домой и больше о девочке не вспомнят. Кто такая Неми Ларсен? Была ли она с нами? Для этих людей Неми уже не человек. Миф. Миф, который скоро забудется, развеется, как дым, под натиском времени. Знаете, кто останется? Убийца.
Чарльз посмотрел на женщину в упор.
— А кто Неми для вас?
— Боюсь, этого вы никогда не узнаете, мистер Уидмор.
Она качнула головой на прощание и направилась к аллее, ведущей к воротам церкви.
— Считаете себя лучше других? — беспомощно окликнул парень.
Но Виктория не обернулась.
Противный дождь продолжал моросить. Сырая земля липла к подошве сапог. Ветер безжалостно трепал одежду. Неимоверно хотелось припасть к чашечке кофе, сесть в кресло, закутаться плотнее в плед и слушать, как капли барабанят по окнам с улицы. Крест, символично украшавший крышу церкви, выглядел потерянно на дымчато-сером фоне небес.
Виктории не нравилось кладбище. Мрачное место. Особенно осенью.
Кап. Кап. Кап.
Как долго она спала?
Кап. Кап.
Шёл дождь. Струи текли по стеклу. Текли, как и её слёзы.
Вероника плакала. Почему? Она и сама не знала. Не понимала, что с ней происходит, почему внутри так пусто; не понимала, с чего вдруг листья на деревьях жёлтые, а по окну долбит дождь. Казалось, вчера пел соловей, и она любовалась красным восхитительным закатом. Вчера было лето. А сегодня — осень.
Она спала. И тело… Оно ей не принадлежало.
Вероника гладила нежный шёлк платья, гадая, откуда на ней эта дорогая вещь.
Случилось что-то непоправимое.
Комната. Нет, это была не её комната. Чужая. Незнакомая. Стены с узорчатыми обоями, камин, роскошная двуспальная кровать, в вазе — букет искусственных роз и шкаф, полный одежды.
«Где я?»
Вопрос ставил в тупик. В отчаянии Вероника схватилась за голову, пытаясь вспомнить хоть какие-то моменты, обрывки… Но нет. Пустота. Пробел.
Девушка осмотрелась в поисках зеркала. Хотелось взглянуть на собственное отражение, убедиться в реальности происходящего, в том, что она по-прежнему существовала. Хотя «существовала» — слишком жестокое слово.