— Я старалась забыть, но все равно ждала. Я уже почти поверила, что он… будет жить, что мне сказали неправильно или неточно, — говорит она. — Только… Недавно он начал терять сознание. Т-тогда я поняла, что все верно… — Криська со свистом выпускает воздух между сжатых зубов.
Теперь понятно, почему сестра забросила сына. И… понятно, почему не хотела давать ему имени.
— Кристин, — говорю. — Скажи, пожалуйста, ты в порядке? То есть…
Снова проклятый дебильный вопрос из американского кино. Конечно, она не в порядке.
— Ну, — говорю, — как ты себя чувствуешь? Теперь…
— Как чувствую?.. — Сестра снова приостанавливает перо. — Да нормально, даже хорошо. Чувствую себя отлично. Нет, серьезно, чувствую себя так, будто я хозяйка вселенной. Хозяйка всего мира. Терять-то мне нечего. Ну, то есть… — Криська криво усмехается. — Остался страх смерти, — говорит она со внезапной злобой. — Но я… Я как-нибудь пройду и это. Это… должен быть последний предел. — Сестра успокаивается, виновато на меня смотрит. — Прости за вчерашнее, я была не в своем уме.
Можно подумать, сейчас она в своем.
— Слушай, — говорю. — Скажи, пожалуйста… Я могу тебе чем-то помочь?
Сестра поднимает брови, внимательно меня рассматривает.
— Ну, — говорю, — в смысле, может быть, я что-то могу для тебя сделать? Ты скажи.
Криська поджимает губы и задумывается.
— Пойди на книжный. — Она дергает плечом. — Купи планшетку.
— Что это такое?
— Картонная дощечка для бумаг с зажимом наверху. Клипборд.
Я одеваюсь, выхожу на улицу, сворачиваю в переулок и выхожу на спуск, ведущий к книжному рынку.
Глава 20
Черт возьми, присматривались ли вы когда-нибудь, насколько огромен и жутко — до боли в сердце — прекрасен наш мир?
Я говорю не про фотообои с березками и водопадами. Я говорю обо всем на свете: про любовь и резню, про смерть и рождение, про черное и белое. Про огонь и воду.
Я говорю про безграничное настоящее. И будущее.
В металлической раме киоска рекламный плакат, подсвеченный, спрятанный за толстое оргстекло. На нем красивые парень и девушка угощают друг друга сигаретами из одинаковых пачек. Нижнюю часть плаката занимает растянутое в высоту обязательное предупреждение Минздрава, мол, курение может вызвать рак. Смеющиеся беззаботные парень и девчонка из-за такой подписи кажутся трогательно обреченными. Как сделавшие свой выбор смертники.
Миную книжные лотки с издательскими новинками, которые пестрой кричащей гаммой пытаются завлечь читателя на свои страницы.
В основном здесь детективы в мягкой обложке, написанные женщинами и милиционерами — про женщин и милиционеров, которые выслеживают нехитрых и очень гадких преступников. Почти каждую книгу украшают картинки с красивыми длинноногими дамами, капотами дорогих машин, жемчужными ожерельями и револьверами системы «бульдог».
Еще здесь куча фантастических романов про жутких монстров и сверхмощное оружие, которое скрывают продажные спецслужбы. Эти книги шире и толще карманных дамских детективов. На их обложках кровавые оскаленные рожи чудовищ. И люди в одежде из металла с бластерами наперевес.
Криська права: бизнес давно победил искусство, и теперь гибель последнего — только вопрос времени.
Названия у всех книжек причудливые, драматичные, — и в доброй половине из них присутствует слово «смерть».
Я подхожу к лотку с канцтоварами: маркерами, дешевыми авторучками, альбомами и нотными тетрадями.
— Дайте, пожалуйста, — говорю продавщице, — как ее… Картонную дощечку для бумаг с зажимом.
— Планшетку, что ли?
— Угу, — говорю. — Точно.
Глава 21
Когда я вернулся с книжного и попытался отдать сестре новенькую планшетку, она ее отвергла.
— Это не мне, — сказала Криська. — Твое.
Зачем мне эта хреновина?
— Бери бумагу, карандаш и резинку. Рисуй, — сказала сестра и вернулась к неоконченным строфам, которые снова и снова летели на пол или в мусорное ведро, уже давно переполненное ими.
Трамбую в ведре бумагу, подбираю упавшие рядом клочки. Молча иду в комнату, беру карандаш, беру резинку. Возвращаюсь к сестре, закрепляю в планшетке десяток листов.
— Что рисовать? — спрашиваю Криську.
— Что хочешь, — говорит она. — Рисуй себя.
— Не могу. Я уже забыл, как я выгляжу. Уже не помню, что это за человек. Вообще ничего о нем не знаю.
— Ну, — сестра вздыхает, на миг оторвавшись от сочинительства, — тогда рисуй меня. Вот она я. Перед тобой. Рисуй прямо с натуры.