Ее настроение скакало настолько сильно, что в определенный момент она невольно подумала, что оптимально было бы сдать кровь на гормоны и наведаться к эндокринологу. Но максимум, который ее ждал здесь — кровопускание да операция без наркоза и дезинфекции.
— Вы снова ерничаете? — Точно огорчился мужчина.
— А вы, Николай Павлович, все еще жаждете отрапортовать моей маменьке о неподобающем поведении?
— Я не хотел задеть ваших чувств, Лариса Константиновна. — Инженер последовал за ней.
— Полно вам, Николай Павлович, очевидно же, что хотели. — Все ее естество испытывало симпатию к человеку, которого встречала второй раз в жизни.
Впрочем, грешно было не испытывать к нему каких-либо чувств: Николай Павлович был высок, печален и хорошо сложен. Ларе нравился такой тип мужчин, хотя, как правило, они зачастую оказывались сторонниками сильного пола. Лара медленно повернулась к нему, и пошла спиной вперед:
— Намерены преследовать меня? — В этот момент ей очень хотелось, чтобы заносчивый зануда составил ей компанию.
— С вашего позволения, я бы предпочел проводить вас. — Неожиданно он улыбнулся. — Час поздний, а улицы темные, не лучшая обстановка для милой дамы.
— Не смею вам возразить. — Она замедлила шаг и поравнялась с ним. — Не спросите, куда именно мы направляемся?
— Прогулка с вами, сколь продолжительной она бы ни была, доставит мне невероятное удовольствие. — Улыбка снова скользнула по его лицу.
— Бросьте! — Усмехнулась Лара.
— Лариса Константиновна, позвольте утолить мое любопытство, — он пристально посмотрел Ларе в глаза, та поймала этот взгляд и быстро отвернулась, — кто вы такая?
Кто Лара такая? Несколько месяцев назад, она точно знала ответ на этот простой вопрос: она студентка четвертого курса, в будущем преподаватель английского, отличная дочь, девушка, которой не везет в любви. Однако кем она стала теперь? Журналистом? Декабристом? Светской дамой? Все это было совсем не тем. Лара поняла причину своего деперсивного состояния: она лгала себе.
— А вы задаете неудобные вопросы, — вздохнула девушка.
— Позвольте, вы стыдитесь своего положения? — Удивился Николай Павлович, который знал о своей спутнице достаточно. О Ларе сказать того же было нельзя.
— Стыжусь? — Переспросила Лара, пытаясь понять подходит ли это слово ей. — Нет, отнюдь, я не привыкла стыдиться себя… Знаете, это очень деликатный вопрос, не думаю, что готова обсуждать это с незнакомцем… — Затем, она посмотрела на собеседника и, все же, добавила: — Скорее, Николай Павлович, я чувствую себя не на своем месте, точно меня просто подхватил круговорот событий и я потеряла что-то внутри себя… Вам это знакомо?
Конечно же ему это было знакомо! В конце концов, он жил в XIX веке, где все решалось родителями.
— Полагаю, — вкрадчиво начал он, — все мы обязаны следовать каким-либо нормам, у всех нас есть свой долг… Так заведено.
Внезапно Лара резко остановилась. Она с изумлением смотрела на отсутствие моста, поражаясь тому, что не заметила этого раньше:
— Лариса Константиновна, вам нездоровится? — Мужчина остановился.
— Нет-нет… Просто мост…
— Прошу простить, какой мост?
— Которого нет… — растерянно пролепетала она — это не просто мост… Это так странно… — Она встряхнула головой и внезапно снова улыбнулась: — хорошо бы здесь поставить мост!
— Вам не кажется, что вы позволяете себе слишком много вольности? — Возмутился Николай Павлович, который уже изрядно устал от повышенных тонов диалога.
— А вы? — Внезапно раздражилась Лара, которой хотелось остаться одной и повспоминать, как она смотрела на развод Дворцового, как она стояла там каждый день в пробке, спеша в универ.
— Простите? — Изумился Николай Павлович.
— Почему вы позволяете себе поучать меня? Да, я не самая сдержанная, но ведь я стараюсь, правда стараюсь! Если я вам так неприятна, зачем же вы меня преследуете? — Слезы обиды навернулись на глаза.
— Прошу меня простить… — Словно испугался он, — Лариса Константиновна, я не думал задеть ваших чувств.
Все внутри нее сжалось: она внезапно объяснила себе, что именно ее так сильно раздражает в этом привлекательном мужчине. Он был как ее родители, как все родственники, которые хотели сделать из Лары кого-то еще, которым всегда было мало. Она снова столкнулась с ощущением беспомощности: сколько бы она ни старалась, всегда найдется какой-то Николай Палыч, которому будет мало, для которого она будет недостаточно хороша. И она перестала сдерживаться, все равно не похвалят:
— Да что вы говорите?! — Передразнила Лара. — Вы же меня совсем не знаете! Может я и вовсе потаскуха! К дамочкам с желтым билетом у вас такие же высокие требования?! — Разгорячилась она.
— Лариса Константиновна… Побойтесь бога, что же вы говорите. — Он казался потерянным, хотя, ранее, в подобной ситуации, наверняка пришел бы в ярость.
Лара развернулась, не удостоив его ни словом, ни взглядом, и быстрым шагом устремилась в сторону дома. Несмотря на то, что девушка повела себя непристойно, Николай Павлович, который был человеком слова, скрепя сердце, незаметно сопроводил ее до самого дома. Все это время он сомневался в том, что перед ним стоит та самая изящная и трепетная барышная, которую он повстречал на балу. Лариса Константиновна, которую он узнавал все лучше в его глазах приобретала очертания павлина: прекрасная пока не откроет рот.
***
Лара сердито строчила сомнительного качества произведение:
Он подошел в плотную и прошептал:
— Я превосхожу тебя… Я победил… — Булгарин сделал шаг назад, давая Пушкину пространство.
— Ничто ни кончено! Мое творчество будет жить вечно! Тебя никто не вспомнит!
— Тише, Александр Сергеевич, — Булгарин прижал поэта к стене, — все литературные заработки мои…
— Писать рассказы вокруг рекламы туфель — не делает тебя героем литературы!
Мгновение сопротивлений и их губы…
— Лариса Константиновна, меня впустила ваша горничная. — Лара подпрыгнула от неожиданности.
— Кондратий Федорович! Ради всего святого! Видит бог, мой час последний был ближе, чем я планировала!
Рылеев недовольно скривился, он явно ожидал большего от этого визита.
— Мой милый друг, простите, я сегодня в дурном расположении духа. — Она вздохнула и по новой привычке протянула гостю руку. — Позвольте узнать, что привело вас в мой дом? Бываете вы здесь преступно редко.
— Я обратил внимание, что уже месяц не видел ваших работ, что-то стряслось? — Он заметил груду бумаг на кофейном столике. — Работаете над чем-то масштабным?
Лара промычала что-то вроде «ага».
— Полно вам! Я уверен, что работа будет, как всегда, невероятна.
Он выхватил последнюю не дописанную страницу из рук Лары. Девушка видела, как глаза Рылеева округляются, а затем он разражается хохотом. Она где-то читала, что Рылеев недолюбливал Пушкина, потому что тот, своими стихами, не сеял разумного, доброго, вечного (разумеется, в Рылеевском понимании), а Пушкин не любил Рылеева, ну, за обратное… Лара не могла точно сформулировать суть конфликта, но знала, что парни друг друга недолюбливали.
— Что это такое? Милейшая Лариса Константиновна? — Сквозь смех поинтересовался тот.
— Масштабный труд. — Пожала плечами девушка.
Справедливости ради, труд и правда был масштабным: когда Лара училась на втором курсе, она так и сказала своей подруге: сдам зачет по истории русской журналистики — напишу фанфик с перингом Булгарин и Пушкин. И у Лары ушло полтора года, перемещение из столетия в столетие и набросок работы был готов.
— Но, позвольте, Кондратий Федорович, что, все же, привело вас ко мне?
Аня внесла в комнату чай и быстро собрала разбросанные бумаги.
— Кстати, Кондратий Федорович, вы ведь незнакомы с моей доброй подругой Анной Александровной? — Лара не стала ждать ответа: — Что ж, Анна Александровна — Кондратий Федорович, Кондратий Федорович — Анна Александровна.