Вопрос 1. «Приходилось ли вам при работе над своими текстами обращаться к трудам отечественных фольклористов?»
Положительно ответили 27 человек (93 % опрошенных), отрицательно — всего 2[16].
Вопрос 2. «Если да, то кто из перечисленных российских фольклористов оказался для вас наиболее ценным источником информации?»
Было предложено выбрать из списка вариантов, и ответы распределились следующим образом:
Афанасьев А. Н. — 19
Пропп В. Я. — 18
Рыбаков Б. А. — 9
Веселовский А. Н. — 3
Потебня А. А. — 2
Буслаев Ф. И. — 2
Иванов В. В. и Топоров В. Н. — 2
Зеленин Д. К. — 1
Путилов Б. Н. — 1
Толстой Н. И. — 1
Богатырев П. Г. — 0
Пятеро опрошенных выбрали вариант «Другое», но не указали, кто именно.
Вопрос 3. «Вы согласны, что авторы славянской фэнтези (или литературных произведений с «национальным» колоритом) должны иметь хотя бы общее представление о первоисточниках?»
Было предложено выбрать из списка вариантов, и положительные ответы распределились следующим образом:
— былины — 27;
— пословицы и поговорки — 25;
— сказки — 26;
— «Слово о полку Игореве» — 24;
— летописи — 22;
— этнографические исследования советского периода — 16;
— воинские повести («Повесть о разорении Рязани Батыем», «Задонщина» и др.) — 15;
— этнографические исследования XIX — начала XX столетия — 15;
— современные этнографические исследования — 14;
— авантюрные романы («Повесть о Бове Королевиче», «Александрия» и др.) — 13;
— жития святых — 11;
— популярные и беллетризованные пересказы фольклорных первоисточников (В. И. Даль, А. Коринфский, С. В. Максимов и др.) — 10;
— подделки в области славянских древностей (И. П. Сахаров, «Велесова книга», «Песни птицы Гамаюн» и т. п.) — 10;
— родноверские / неоязыческие тексты — 4;
— популярные паранаучные руссоцентричные концепции (Е. И. Классен, В. И. Ламанский, В. А. Чудинов, М. Л. Серяков, Н. Р. Гусева, М. Н. Задорнов, А. Т. Фоменко и др.) — 4.
Вопрос 4. «Согласны ли вы с утверждением, что в изучении первоисточников нет необходимости — вполне достаточно популярных представлений о русской старине, бытующих в современнойкультуре?»
Большинство опрошенных считают, что изучать первоисточники необходимо, поскольку «популярные представления — чаще всего развесистая клюква», «даже фантастика должна быть обоснованной, а не взятой с потолка» и «надо разрывать этот порочный круг: бытующие представления не сами собой складываются, а подпитываются ошибками безграмотных авторов, а затем новые поколения писателей питаются этим вторичным продуктом, и повторенная двадцать раз ахинея превращается в общеизвестную истину».
При этом высказывались и противоположные мнения, как то: «Зависит от целевой аудитории книги. Если автор хочет зарядить легкое чтиво в массовую аудиторию — пройтись по верхам достаточно. Если нет — то изучение фольклористики необходимо»; «Да, если речь идет о художественной литературе. Я закрою глаза на что угодно, кроме картонных персонажей… Как распорядиться полученным знанием, автор решает сам в зависимости от поставленной задачи»; и даже «Если это фэнтези, то автор вправе моделировать его согласно своей фантазии».
Какие выводы можно сделать из этого опроса и сопоставления полевых исследований 2002 и 2014 годов? На наш взгляд, основных выводов три — и все они отражают текущее состояние российской массовой культуры, влиянию которой равно подвержены читатели и авторы славянской фэнтези.
Во-первых, выбор фольклорных первоисточников для творчества очевидно определяется предпочтениями массового читателя: писатели обращаются к тем образцам культурного наследия, которые известны (в рамках школьной программы) широкой читательской аудитории, — былинам, сказкам, «Слову о полку Игореве». Общий культурный багаж писателя и читателя в определенной степени гарантирует успешность коммуникации: читатель ожидает найти в текстах славянской фэнтези сюжеты и образы, знакомые ему по перечисленным первоисточникам[17], и автор стремится оправдать эти ожидания. Разумеется, подобный подход совершенно не исключает авторской интерпретации классических фольклорных сюжетов и авторского «произвола» в использовании и комбинировании фольклорных образов, но эти сюжеты и образы все равно остаются узнаваемыми — во всяком случае, в рамках стереотипных представлений о славянской мифологии и русском фольклоре, сложившихся и бытующих в массовой культуре. Иными словами, действуя в «пространстве возможного», то есть в рамках «аккумулированного коллективным трудом наследия» (П. Бурдье), авторы ориентируются на «специфический код поведения и выражения», который и определяет «конечный репертуар возможных ходов и решений» [Бурдье 2005, с. 431].
16
Отметим, что среди авторов отечественной фэнтези большинство составляют те, кто не получил гуманитарного образования: М. В. Семенова, В. Ю. Панов, О. А. Шелонин заканчивали инженерные институты, А. Г. Лазарчук — врач, Р. В. Злотников — профессиональный военный, В. О. Баженов — торговый специалист, О. А. Григорьева — спортсменка, И. В. Кошкин — выпускник МФТИ, А. Д. Прозоров — программист, Г. В. Романова окончила сельхозинститут, Ю. А. Никитин и А. О. Белянин пришли в литературу без высшего образования. Гуманитарное образование среди тех, чьи произведения анализируются в статье, имеют только М. Г. Успенский, О. В. Дивов (оба журналисты, у Дивова незаконченное), Е. Ю. Лукин и Е. А. Дворецкая (оба филологи).
17
Нередко эти ожидания формируются даже не указанными первоисточниками, а их современными адаптациями, в первую очередь — кинематографическими. О влиянии советского и постсоветского сказочного кино на славянскую фэнтези см. нашу статью в журнале «Русская литература», о которой упоминалось выше.