Уходя ранним утром с судна «Орегон», я был свеж и легок. Я был доволен своей работой. Я сбросил пиджак и шагал по пустым улицам в одной рубахе, неся Эдисону весть, что работа закончена. Было пять часов утра, солнце едва коснулось крыш Нью-Йорка. Издали я заметил знакомую фигуру. Меня уже не удивляли совпадения, которыми кишел этот город. Я застал Эдисона за разговором с Чарлзом Бечлором, только что вернувшимся из Европы.
— Слушайте, Чарлз, этот ваш молодой человек прогулял ночь напролет, — услышал я слова мистера Эдисона.
Я не стал молча терпеть насмешки:
— Я только что с «Орегона». Оба динамо там великолепно работают.
Эдисон промолчал и только резко втянул воздух. Слух мой еще не утратил повышенной чувствительности, поэтому я услышал, как, отойдя в сторону, он зашептался с Бечлором. Музыка заиграла снова.
— Бечлор, — сказал Эдисон, — ваш человек дьявольски хорош. [11]
Моя работа произвела немалое впечатление на мистера Эдисона. В следующий раз я столкнулся с ним в химическом отделе. Длинный ряд столов был уставлен колбами, ретортами, пипетками и толстостенными стеклянными банками, заполненными удивительными составами. Все это выглядело как во сне, но я подумал тогда, что если мне удастся остаться у мистера Эдисона, мои изобретения обретут дом. Я сделал ему предложение.
— Я многое мог бы здесь изменить. Ваша лаборатория в ужасном беспорядке. Вы много теряете в эффективности. Я уверен, что, кое-что наладив, я сэкономил бы вам целое состояние на деловых расходах, — сказал я, апеллируя к его любви к деньгам.
Он почесал свой выдающийся подбородок и возвел глаза к небу.
— Что вы говорите!
— Я гарантирую результат, сэр.
— Ну что ж, если сумеете, вам причитается пятьдесят тысяч долларов.
— Пятьдесят тысяч долларов! — повторил я.
Я хотел удостовериться, что не ослышался. У меня уже имелось идей на все пятьдесят тысяч и не хватало только средств на их осуществление.
— Да, — сказал он, — пятьдесят тысяч долларов.
И с этим «да» каждая из моих идей обрела крылья и взмыла в небо, затмив его надеждами.
Прошло много недель, и я выгрыз себе место в лаборатории Эдисона. Его заинтриговал мой акцент, и он попытался отыскать Смиляны на карте. Не обнаружив там моего крошечного городка, он с неподдельным интересом спросил у меня:
— Вам случалось когда-нибудь есть человечину?
Не считая того вопроса, нам редко выпадал случай общаться непосредственно, поэтому я удивился, заметив однажды, что он стоит рядом со мной.
— Вы слышите этот звук?
Музыка уже несколько недель как заглохла. Он постоял, устремив палец к потолку.
— Вот! Вот! Вот! — повторял он, каждый раз тыча пальцем в другую сторону. — Вот!
Я много чего слышал. Рядом со мной горячо спорили два грубияна: пожилой венгр, много лет проработавший у Эдисона, и молодой человек, только из колледжа, что делало его мишенью множества едких шуток.
— Будь у вас на унцию здравого смысла, вы бы поняли, что алюминиевые пластины здесь годятся не лучше арахисового масла! — вопил один, в то время как второй, размахивая тяжелым молотком, разносил вдребезги устройство, уже напоминающее кучу старого лома — устройство, на изготовление которого оба работника потратили четыре дня.
Я не так уж долго пробыл в лаборатории, но успел понять, что Эдисон любит объединять в пары людей, которые друг друга не выносят. Он верил, что раздражение, злость, разногласия и ссоры способствуют рождению хороших идей.
Слышались кашель, плевки, чирканье спичек, пыхтенье курительных трубок, шорох коробок с завтраками, отброшенных в сторону теми, кого внезапно осеняла светлая мысль. И ругань, и лязг труб отопления. И постоянный гул работающих машин, а также голос мистера Эдисона, считавшего себя создателем всего этого. Одному молодому балбесу Эдисон поставил задачу превратить фонограф с пластиной из оловянной фольги в машину, способную записывать не только звук, но и изображение. Задача оказалась столь же неразрешимой, как получение золота из соломы. Бедняга на ней свихнулся. Из угла мастерской слышалось его бессмысленное бормотание.
— Это, — провозгласил Эдисон, — голос… — но конец фразы заглушил страшный грохот.
Я нервничал, удивленный его доверием. Великий человек готов открыть мне тайну!