— Хорошо бы. — Артур минуту молчит, прежде чем спросить: — Что ты хочешь знать о моей жизни?
Луиза кусает губу. Что она хочет знать? Она опускает взгляд на его пальцы — он запросто может обхватить две ее ладони одной своей — и его пальцы представляются ей тайной, целой вселенной. Как бережно он держит ее птиц. Незнание — даже лучше, чем знание, это желание знать все, когда приходится узнавать очень-очень медленно, как тянут леску, чтобы узнать, что попало на крючок. Старая шина… Сундук с сокровищами…
Он ждет ее вопроса, приоткрыв щелочкой рот. Наконец Луиза вспоминает, что она хотела узнать. Она хотела бы знать, что внутри его темного рта. Она шарит наугад, неуклюже во всех отношениях. Она тянется к нему сквозь чащу неизвестного. Рогалик. Его очки жмут ей щеку. Ее губы на его губах. Луиза в первый раз целует Артура.
— Билеты, пожалуйста. — Их поцелуй прерывает кондуктор, торопящийся собрать плату за проезд. Артур, не сводя глаз с Луизы, лезет в нагрудный карман, достает билеты. Луиза садится прямо, еще чувствуя вкус поцелуя.
У кондуктора на кармашке для часов надпись: «Лонг-айлендская линия — самый быстрый маршрут». Кармашек задевает ее по макушке. Подняв голову, она видит волосатые ноздри кондуктора. Вагон почти пуст. Впереди встает солнце. Кондуктор, пробив билеты, задерживается, чтобы спросить:
— Что в корзинке, сынок?
— Почтовые голуби.
— Голуби? — говорит кондуктор. — Я тоже раньше держал почтовых голубей. Был членом клуба «Крыльев Эксельсиор» и «Фантастических взлетных полос» Северного побережья. Мы никак не могли выбрать названия.
Кондуктор опирается коленом о ручку сидения и склоняется к ним, намереваясь поговорить. Артур протяжно, жалобно вздыхает. Кондуктор, видимо, не замечает его вздоха.
— Особенно запомнился один день — мы шли на рекорд, только на последнем отрезке трассы не слишком хорошо все продумали или не послушали прогноз погоды — теперь-то я понимаю, в чем мы сглупили. — Кондуктор тянет и тянет свое, подробно описывая окраску птиц, сильные и слабые стороны каждой: кто страдал инфекционным катаром, у кого были глисты.
Артур часто и шумно зевает. Отворачивается к окну, вовсе игнорируя рассказчика. Кондуктор не смущается.
— Птицы попали в грозу, — продолжает он. — Их чертовски снесло на запад, и они посходили с ума, — говорит он, поглаживая корзину. — У них все сигналы смешались. Конечно, их здорово снесло. Мы потеряли несколько хороших голубей, другие вернулись побитыми, со сломанными перьями. Одна стайка опустилась на голубятню в Нью-Джерси, на Пойнт-Плезант. То-то голубятник удивился. Я уверен, что… Ох, станция Шорхем, остановка в Шорхем! — спохватившись, выкрикивает он.
— У-уп!
Луиза вскакивает.
— Артур, наша остановка, — говорит она, встав и оттесняя говорливого кондуктора в сторону.
— Но у вас билеты до Вейдинг-ривер, — вставляет кондуктор.
— Я передумала. Мы выйдем здесь.
— Простите, — извиняется Артур, и они с Луизой бросаются к дверям и выскакивают на платформу.
Они опять одни: Артур, Луиза и голуби.
Станционное здание красивое, с плетеной мебелью, тихое. Поселок Шорхем, кажется, еще спит. Это, собственно, не поселок, а несколько тесно поставленных ферм на скрещении узких извилистых дорожек и много деревьев: сосен и других хвойных. Артур вскидывает корзину на плечо, чтобы взять Луизу за руку, и они идут вдоль платформы, не зная куда, но радуясь прогулке и морскому воздуху. День холодный и очень ясный. Запах сосен — почти полная противоположность запаху Манхэттена. Это прекрасная прогулка по сказочной местности. Высокие деревья, узкие извилистые дорожки, темный мох и полевые цветы. Не считая фермерского грузовичка, прокатившего мимо, весь поселок принадлежит только им. Артур молчалив.
Над Шорхемом огромное небо — рябь белых облачков на бледной синеве. Птицы беспокоятся, торопятся на волю. Они копошатся под крышкой. Наверно, чувствуют запах океана.
— Ничего, потерпите еще немножко, — говорит она голубям, и они с Артуром идут дальше. — Я хочу найти самое лучшее место.
Они идут вперед, пока перед ними не вырастает вдруг маленькая заброшенная постройка. Луиза заглядывает сквозь сетку изгороди, сквозь переплетение плюща. Кирпичи постройки затерты дождями, но прежнее величие видно с первого взгляда. Маленький куполок и шпиль — кто-то не пожалел стараний ради красоты. Купол собран из кружевного кованого железа и увенчан флюгером. Кажется, это самое пустынное место в мире для такой красоты. «Прохода нет» — предупреждает шериф Шорхема. Табличка вылиняла, а рядом с ней громоздится куча гнилых досок, будто время снесло здесь что-то очень большое. Птицы хлопают крыльями.