Л скрипнул зубами.
— Возможно, — откликнулся он и быстро добавил: — Так ты не замечала ничего странного, когда жила в бутафории?
— Вроде нет, — ответила Энн. — Хотя, может быть, я не видела чего-то в силу небольшого возраста. Можно было бы, конечно, спросить об этом у тети, но и ее давно уже нет в живых… Честно говоря, когда мы там жили, странной казалась мне именно она. Может быть, ее поведение объяснялось боязнью этой бутафории. Она вечно суетилась, бегала… да, и зачем-то переводила время на несколько часов каждый вечер. Когда мы переехали в другое место, она стала намного спокойнее.
Л остановился.
— Ты чего? — обернулась Энн.
Л ответил не сразу, обдумывая пришедшую в его голову идею.
— Мне нужна твоя помощь, — наконец произнес он. — Я хочу кое-что выяснить… Нам нужно вернуться к бутафории.
— Конечно, — без раздумий ответила Энн, но в ее голосе прозвучала толика удивления.
Бутафория представляла собой заросший деревьями и кустами бетонный каркас в несколько этажей. Кроме голых стен с оконными и дверными проемами и торчавшей в нескольких местах арматурой, в постройке больше не было ничего примечательного. Внешне бутафория выглядела, как обычное недостроенное здание, и только табличка перед ней указывала на ее неметанианское происхождение.
Однако и без таблички Л точно понимал, что это за объект. Не обращая внимания на нахлынувший поток мыслей, он обернулся к Энн:
— У тебя есть часы?
Та молча подняла руку с часами на запястье.
— Прекрасно, — отозвался Л. — Идем.
Они отошли на несколько десятков метров от бутафории, и Л, взяв часы у Энн, настроил их и свои собственные часы на одно и то же время. Запустив механизм, он несколько минут наблюдал за синхронностью стрелок. Энн с интересом наблюдала за развитием событий, не задавая вопросов.
— Идут одинаково, — констатировал Л, вернув Энн ее часы, и взглянул на постройку. — Так… Сейчас я зайду в бутафорию. Как только я зайду внутрь, засеки время. Я пробуду там несколько минут и вернусь. Хорошо?
Энн кивнула. По ее лицу было видно, что она начала догадываться о намерениях Л, но она продолжала молчать.
Приблизившись к бутафории, Л, вздохнув, заметил время и зашел в дверной проем, освещая себе путь фонариком телефона.
Тьма, царившая в недостроенном здании, словно холод, пробирала до костей, окутывала с ног до головы и, казалось, наблюдала за всеми движениями зашедшего, будто была живой.
Мусор, которым был покрыт пол, скрипел под ногами, пока Л шел к центру постройки. Остановившись, он замер и огляделся. Он пока не видел никаких пространственных искривлений, хотя, возможно, они были незаметны в темноте.
Он закрыл глаза. Что же будет, если позволить этому потоку видений заполнить его сознание? Сможет ли он выйти отсюда?
Нет, ему не стоило этого делать, по крайней мере, не сейчас. У него не было на это времени. Тем более, он и так слишком много лишнего увидел в своей жизни.
Открыв глаза, он бросил взгляд на часы и вернулся обратно к Энн.
— Ты вышел в шесть двадцать пять, — сообщила она, когда Л взял ее часы.
Стрелки продолжали идти одинаково, вплоть до секунды.
Л задумался.
По какой причине в бутафориях может искажаться время? По какой причине в них искривляется пространство?
— Я зайду еще раз, — сказал он. — Если ничего не изменится, мы уйдем отсюда.
— Хорошо.
Отдав ей часы, Л снова зашел в постройку. Он стал медленно перемещаться по площади бутафории, напряженно вглядываясь в пространство в свете фонаря.
Наконец, он нашел, что искал: в один момент расположенный на одной из стен оконный проем, через который виднелись тусклые силуэты кустов, исчез, превратившись в стену.
Л засек время, сделал шаг назад, и проем снова возник на прежнем месте. Перемещаясь, он выявил точную область, в которой видел искажение, и остановился в этом месте еще на несколько минут.
Когда Л вышел и вновь сверил время на обоих часах, то сначала не поверил своим глазам. Его часы отставали на полторы минуты.
Энн взглянула на часы и выдохнула от изумления.
— Я их не трогала, — поспешила заверить она. — Не говори мне, что ты тоже не переводил стрелки.
— Собственно, это я и пытался выяснить, — изрек Л, не отводя взгляда от часов. — Иное течение времени.
— Как это вышло? Как ты это сделал?
Собравшись с мыслями, Л объяснил ей про искажение пространства. Вернувшись в бутафорию, Л привел Энн на то место, где обнаружил искажение.
— Ты видишь что-нибудь? — спросил он.
— Нет, — помотала головой Энн. — Ничего не меняется. А что видишь ты?
— Я вижу, что та дыра то появляется, то исчезает.
— Но почему ты это замечаешь? — недоумевала Энн.
— Видимо, по тем же, неизвестным мне причинам, по каким бутафории так действуют на меня, — усмехнулся Л. — Но факт остается неизменным: именно в этом месте время начинает замедляться.
Они провели измерения еще несколько раз, меняясь местами и часами, становясь ближе и дальше от места, по пять, десять и пятнадцать минут, и всегда результат оказывался один и тот же: часы, находящиеся вне места искажения, шли быстрее.
Они пробовали разговаривать и двигаться, находясь в точке искривления и вне нее, однако отклонений в этом почти не было заметно.
— Немного чувствуется, что ты говоришь медленно, — сказала Энн после очередного эксперимента. — Но можно думать, что это в пределах нормы.
— Выходит, что время в точке замедляется примерно в 1.3 раза, — проговорил Л, когда они вышли из бутафории.
— Это поразительно, — качала головой Энн. — Как за всю историю никто не узнал об этом?
— Область, где можно это измерить, слишком мала, — подал голос Л. — И невозможно понять, где находятся эти места, потому что никто не замечает никаких искажений. Кроме меня и Люси…
— Получается, что мы можем увидеть будущее, если будем долгое время находиться в этой области?
— Чтобы переместиться в будущее на три года, нужно находиться в этом месте десять лет, — возразил Л. — Не очень радужная перспектива.
— Да, действительно, — протянула Энн. — Так вот почему тетка переводила стрелки… Значит, она была не такая уж и сумасшедшая. По-видимому, она спала как раз в месте искажения.
— Выходит, что так, — рассеянно ответил Л. Его мысли ушли куда-то далеко вперед.
— А с чего ты вдруг решился на этот эксперимент? Как ты догадался об этом?
— Я подумал, что это возможно на участках искривления, — соврал Л.
В действительности, это открытие совсем не объясняло, почему он чувствовал замедленный ход времени на дороге к Норрингтону. Зато это говорило о том, что та дорога каким-то образом относилась к бутафориям. А это значило, что Норрингтон мог ему врать о том, что не знает об этом.
Но почему он не слышал на дороге шепот, не видел никаких образов?
— Представляешь, как это открытие всколыхнет нашу науку? — тараторила Энн. — Надо оповестить…
— Нет, Энн, — встрепенулся Л и направил на нее пронзительный взгляд. — Прошу, никому не говори об этом. Пока нужно повременить с этим открытием.
— Как скажешь, — удивилась та. — Но почему…
— Никто не должен об этом знать, — повторил он. — По крайней мере, пока я не покину эту планету.
8. Полет
Л не был уверен в надежности Энн, но выхода у него не было — он сам доверил ей слишком многое. Теперь оставалось либо положиться на нее, либо ждать, пока Норрингтон узнает, что он обо всем догадался.
Несмотря на своевременное завершение рабочего дня, из-за экспериментов Л и в этот раз вернулся домой поздно вечером. Еще несколько часов после возвращения он размышлял над этим исключительным открытием и тем, что произошло тогда на шоссе.
Все складывалось: каждый раз после следования по дороге его часы начинали отставать, а это значило, что он четыре раза проезжал по участку с искажением пространства.
В первый раз, когда он приехал в офис, Л вспомнил, что настенные часы в кабинете торопились на пять, а точнее, на четыре с половиной минуты. Но если предположить, что тогда отставали его личные часы, а время на дороге также замедлялось в 1.3 раза, то путем нехитрых вычислений можно было выяснить, что в первый раз он пробыл на участке искривления пятнадцать минут.