Эдмонд
Вот видишь ли, – я мучусь…Мне кажется порой: душа – в плену, –рыдающая буря в лабиринтегудящих жил, костей и перепонок.Я жить боюсь. Боюсь я ощущатьпод пальцами толчки тугие сердца,здесь – за ребром – и здесь, на кисти, – отзвук.И видеть, мыслить я боюсь – опорынет у меня, – зацепки нет. Когда-тоя тихо верил в облачного старца,сидящего средь призраков благих.Потом в опустошительные книгикачнулся я. Есть книги как пожары…Сгорело все. Я был один. Тянулопустынной гарью сумрачных сомнений, –и вот, в дыму, ты, Гонвил, появился –большеголовый, тяжкий, напряженный,в пронзительно сверкающих очках,с распоротою жабой на ладони…Ты щипчиками вытащил за узелмои слепые слипшиеся мысли,распутал их, – и страшной простотоймои сомненья заменил… Наукасказала мне: «Вот – мир», – и я увиделком земляной в пространстве непостижном –червивый ком, вращеньем округленный,тут плесенью, там инеем покрытый…И стала жизнь от этой простотыеще сложней. По ледяной громадея заскользил. Догадки мировые –все, древние и новые, – о цели,о смысле сущего – все, все исчезлипред выводом твоим неуязвимым:ни цели нет, ни смысла; а меж темя втайне знал, что есть они!.. Полгодатак мучусь я. Бывают, правда, утрапрозрачные, восторженно-земные,когда душа моя – подкидыш хилый –от солнца розовеет и смеетсяи матери неведомой прощает…Но, с темнотой, чудовищный недугменя опять охватывает, душит:средь ужаса и гула звездной ночитеряюсь я; и страшно мне не толькомое непониманье, – страшен голос,мне шепчущий, что вот еще усилье –и все пойму я… Гонвил, ты любилсвою жену?..
Гонвил
Незвучною любовью,мой друг, – незвучной, но глубокой… Что жеменя ты спрашиваешь?
Эдмонд
Так. Не знаю…Прости меня… Не надо ведь о мертвыхупоминать… О чем мы говорили?Да, – о моем недуге: я боюсьсуществовать… Недуг необычайный,мучительный, – и признаки его:озноб, тоска и головокруженье.Приводит он к безумию. Лекарство,однако, есть. Совсем простое. Гонвил,решил я умереть.
Гонвил
Похвально. Как жеты умереть желаешь?
Эдмонд
Дай мне яду.
Гонвил
Ты шутишь?
Эдмонд
Там, вон там, в стене, на полке,за черной занавеской, – знаю, знаю, –стоят, блестят наполненные склянки,как разноцветные оконца – в вечность…
Гонвил
…Иль в пустоту. Но стой, Эдмонд, послушай, –кого-нибудь ведь любишь ты на свете?Иль, может быть, любовью ты обманут?
Эдмонд
Ах, Гонвил, знаешь сам!.. Друзья моидивятся все и надо мной смеются,как, может быть, цветущие каштанынад траурным смеются кипарисом.
Гонвил
Но в будущем… Как знать? На перекрестке…нечаянно… Есть у тебя приятель –поэт: пусть скажет он тебе, как сладконад женщиной задумчивой склоняться,мечтать, лежать с ней рядом, – где-нибудьв Венеции, когда в ночное небоскользит канал серебряною рябьюи, осторожно, черный гриф гондолыпроходит по лицу луны…
Эдмонд
Да, – правда,в Италии бывал ты и оттудапривез…
Гонвил
…жену…
Эдмонд
Нет, – сказочные смерти,играющие в полых самоцветах…Я, Гонвил, жду… Но что же ты так смотришь,гигантский лоб наморщив? Гонвил, – жду я,ответь же мне! Скорее!
Гонвил
Вот беспечный!Ведь до того, как друга отравлять,мне нужно взвесить кое-что, – не правда ль?
Эдмонд
Но мы ведь выше дружбы – и однос тобою чтим: стремленье голой мысли…А! Просветлел… Ну что же?
Гонвил
Хорошо,согласен я, согласен… Но поставлюусловие: ты должен будешь выпитьвот здесь, при мне. Хочу я росчерк смертизаметить на твоем лице. Сам знаешь,каков твой друг: он, как пытливый Плиний,смотреть бы мог в разорванную язвуВезувия, пока бы, вытекая,гной огненный шипел и наступал…
Эдмонд