Но ничего этого сегодня не было. Лил дождь, и солнце сидело в тучах, как жёлтый крот в норе. Алла Степановна стояла около двери в шуршащем, как осенние листья, плаще и вспоминала, куда она положила зонт.
Алла Степановна шла звонить. Дома телефона не было, поэтому звонить приходилось с улицы.
Лужи пенились, как шампанское. Будка стояла на углу, и, конечно же, какая-то девица, опершись на зонт, как на шпагу, выясняла отношения с неким Игорем, который (даже если только половина упрёков, высказанных девицей, соответствовала истине) был редким прохвостом, Алла Степановна долбила ребром монеты в стекло, по которому сбегали ручейки, и глазами умоляла девицу побыстрее закончить разговор.
Наконец девица вылетела из телефона-автомата, как фурия, посмотрела на Аллу Степановну с такой ненавистью, словно это она — Алла Степановна — была мерзавцем Игорем. В будке нестерпимо пахло дешёвой косметикой. Алла Степановна прислонила к уху тёплую трубку и набрала номер.
— Сусанна Андреевна! Это вы? — закричала Алла Степановна, когда монетка, железно булькнув, провалилась в автомат. — Как хорошо, что я до вас дозвонилась!
Сусанна Андреевна — классная руководительница десятого «Б», слыла в школе неисправимой либералкой, портившей даже самые дисциплинированные классы. Она никогда не просила кого-нибудь наказать, отчислить или перевести в другую школу. На собраниях преподавателей Сусанну Андреевну постоянно осуждали за недопустимую мягкость, однако она исправляться не желала. В начале года, словно предвидя все неприятности, директор предложил ей передать десятый «Б» другому преподавателю, но Сусанна Андреевна отказалась.
На уроках литературы, которые вела Сусанна Андреевна, царила вольность, изумляющая различные комиссии. Директор классифицировал эту вольность как распущенность. Всевозможные реплики с мест на уроках Сусанны Андреевны сыпались, как горох из дырявого мешка, вызванный ученик, естественно, живо на них реагировал, а свою задачу педагога Сусанна Андреевна видела в том, чтобы реплики эти относились непосредственно к обсуждаемому произведению литературы (скажем, «Что делать?» Чернышевского). Иные реплики Сусанна Андреевна пресекала. Одним словом, никудышной и беспомощной была метода Сусанны Андреевны. Спасало её только то, что класс два года подряд занимал первые места на городских литературных олимпиадах по количеству награждённых дипломами. Дипломы эти красовались на стенде «Наши достижения» и радовали взгляд директора школы Тимофея Тимофеевича. На некоторое время он как бы забывал про Сусанну Андреевну и её непутёвый класс.
Возмущали всех преподавателей следующие факты.
Кто-то видел, как Сусанна Андреевна давала деньги в долг ученику.
— Ну откуда, откуда вы знаете, что он не на водку их потратит? — спрашивал строго Тимофей Тимофеевич. Сусанна Андреевна растерянно пожимала плечами.
— Рубль всего попросил… Говорит, свои деньги дома забыл.
— Вот-вот, — отвечал директор. — Рубль у вас, рубль у… — Он умолкал, так как больше никто из преподавателей денег в долг ученикам не давал.
Злили всех и те панибратские отношения, которые существовали между Сусанной Андреевной и учениками. В замечаниях, которые она изредка писала в дневники ученикам, она величала их как-то по-домашнему: Танечка, Инночка, Костенька, Женечка… «Костенька! Дневник — это документ!» — ласково напоминала она Благовещенскому, который вздумал записывать туда вместо домашних заданий полюбившиеся рубаи Омара Хайяма.
Не лучшим образом курировала Сусанна Андреевна и комсомольские собрания класса, и в результате собравшиеся комсомольцы затевали какие-то совершенно ненужные диспуты, на которых обсуждали проблемы житейские.
— Но ведь мы всё время говорим, что комсомол — школа жизни, — отвечала Сусанна Андреевна на упрёки директора. — Что толку, если они всем известные истины будут повторять как попугаи? Пусть мыслят!
Директор школы Тимофей Тимофеевич ждал с нетерпением, когда же надоевший ему десятый «Б» покинет школу. Он собирался предложить Сусанне Андреевне на будущий год четвёртый класс.
Было Сусанне Андреевне сорок девять лет, но выглядела она моложе. «Конечно, — вздыхали считающие до зарплаты рубли учительницы, — домработница домой приходит. С таким мужем до ста лет можно девочкой ходить. Для нас школа работа, для неё — развлечение. Говорят, она даже на рынок на машине ездит…»
Информируя Сусанну Андреевну о событиях, происшедших в её отсутствие, Алла Степановна надеялась тем самым избавить себя от дальнейшего участия в делах десятого «Б», а дело оставалось одно — наказание виновных.
Дождь барабанил в крышу с утроенной силой. «Алла! Выходи!» — выстукивал он тонкими мокрыми пальцами. Деревья трясли ветками с маленькими зелёными листьями, водосточная труба напоминала дракона, хвостом привязанного к крыше.
— До свидания, Сусанна Андреевна! Я побежала! — Алла Степановна повесила трубку. Она не сомневалась, что завтра Сусанна Андреевна появится в школе.
Когда Алла Степановна открыла дверь и вышла на улицу, дождь радостно лизнул её в лицо, словно преданный пёс.
19
Деньги, которые мучительно искались, чтобы заплатить за проезд в троллейбусе, обнаружились в изобилии, чтобы купить дешёвого портвейна «Деляр» по рубль двадцать девять.
— Вино моей юности! — усмехнулся Серый. Потом посмотрел на Гектора. — А вы, сударь, наверное, предпочитаете шампанское?
— Да, — просто ответил Гектор.
— Люблю скромных людей, — усмехнулся Серый.
Серый, Алик, Гектор, Оля, Юна и Катя сидели в кафе напротив сфинксов, привезённых когда-то давно в Петербург из стовратных Фив, ожидали, когда из открытых окон спортзала академии грянут нестройно три гитары и застучит, забесится ударник. Тогда начнутся танцы, тогда погасят свет, тогда распахнутся настежь окна, тогда сидеть все будут на полу вдоль стен, тогда синий сигаретный дым взметнётся к потолку, тогда станет всем хорошо и весело.
Гектор любил танцы, любил громкую музыку. Когда она гремела, он, обычно спокойный и уравновешенный, чувствовал, как поднимается в нём что-то сладкое и тягостное, ласково обволакивает мозг, выгоняет на лоб капли пота, перебивает дыхание, нарушает ритм сердцебиения. Как бы изменяется под действием музыки реальность. И девушка, на которую он бы никогда не обратил внимания, кажется в момент танца материализованной мечтой, единственной целью существования, всё забывается — детство, отрочество, юность, собственное честолюбие, стремление к великому, к прекрасному — всё ничто, всё дрянь, кроме музыки в голове и девушки напротив. Поэтому и танцевалось так исступлённо, словно последний раз в жизни.
Называлась группа «Сны», и состояла она из четырёх человек, незнакомых Гектору. Пока они только располагались в отведённом углу, усилители неслаженно выли, гитары резали воздух, как тупые ножи, а высокий парень в голубых штанах, как заклинание, бубнил в микрофон: «Раз… раз… раз-раз!»
— Пора! — сказал Серый.
В спортзале взревели в полный голос гитары, зачастил и мелким бесом заколотил по барабану ударник, все ринулись туда. Составленных в угол коней, бревно и даже узенькие брусья оседлали молодые длинноволосые люди. А девушки стояли пока у подоконников, курили вовсю, преувеличенно громко смеялись, совсем не вслушивались в музыку. Да и нечего было в неё особенно вслушиваться, поскольку все танцы под неё одинаковы, как близнецы. Лёд отчуждения между танцорами и исполнителями, между девушками и юношами растаял, словно в кипятке.
Играли «Сны» неплохо.
Гектор быстро потерял Алика и Серого в колышущейся толпе. Но, впрочем, это его не огорчило.
— Какие игруны! — сказал Гектор, когда «Сны» закончили первую песню. Одной рукой Гектор обнимал за талию Олю, целовал её в щёки, словно мёдом, а не пудрой были они намазаны, смотрел осоловело по сторонам сквозь табачный дым. Как-то незаметно оказались они с Олей в самом центре зала, где поплясывали, покрикивали, посвистывали и потоптывали юноши и девушки, ощутившие вдруг какую-то непонятную общность и любовь друг к другу. «Love me!» — было написано на майке у одной красивой девушки. «I am as good, as I should like to be!» — у другой. Виделось Гектору всё же нечто противоестественное в столь грубом и бесцеремонном вторжении шумовых эффектов в собственную психику, но была в этом и своеобразная прелесть — настало время сиюминутных откровений и липовых истин.