— Не понимаю, — говорила Таня. — Неужели это тебя на самом деле так волнует?
— А тебя? — спрашивала Нина. — Тебя разве не волнует — поступишь ты или нет?
Таня пожимала плечами.
— Математическая лингвистика, физическая лингвистика, скажи — ещё какая-нибудь биологическая лингвистика!
И Нина и Таня неплохо относились к Гектору. Таня иногда звонила ему домой, спрашивала, что задано по английскому, а потом переводила разговор на другие темы, кокетничала, сплетничала, но Гектор не звал её ни в кино, ни в кафе. Без особой, впрочем, грусти Таня вешала трубку и набирала номер какого-нибудь другого молодого человека. И Нина, сидя в классе, отвлекалась от мыслей о будущем — рушились многоэтажные формулы, затихал шорох перфолент, гасли огоньки вычислительных центров — и начинала задумчиво смотреть перед собой. А за следующей партой сидели Гектор Садофьев и Инна Леннер… Нине иногда хотелось поменяться местами с Инной, но она гнала прочь эти мысли, открывала учебник по математическому анализу, углублялась в чтение и забывала про всё.
…Гектор догнал Таню и Нину, когда часы перед школой показывали без десяти минут девять.
— Целую ручки! — как-то странно поздоровался он. — Ниночка, как ты думаешь, успею я списать у тебя алгебру?
3
Десятый год Гектор учился в одной школе. Когда отец отвёл его за руку в первый класс, шёл дождь, и Карай, который в то время был щенком, тоже был зачем-то приведён на школьный двор. Цветы в руках у учеников намокли, гладиолусы уронили головы, водосточные трубы бубнили и плевались, заглушая речь директора. Вниманием будущих одноклассников Гектора завладел Карай, который в самые неподходящие моменты принимался тявкать. Директор с крыльца недовольно смотрел на легкомысленного папашу, притащившего зачем-то на школьный двор собаку.
Гектора посадили рядом с девочкой по фамилии Мережкина. Она вырывала из клетчатого, как платок, учебника арифметики страницы, делала из них самолётики и пускала их летать по классу… А Гектор рисовал на полях тетради чёртиков с рожками и хвостами. Вскоре Гектора и Мережкину рассадили. Новой соседкой Гектора оказалась строгая девочка по имени Юля. На уроках арифметики она закрывала свою тетрадь промокашкой, чтобы Гектор не подсматривал.
Дома Гектору был выделен старый письменный стол. «Теперь у тебя есть рабочее место! Гордись!» — сказал Гектору отец. Мать по телефону говорила подругам:
— Мы думали, сын у нас такой умный, такой развитый, думали, круглым отличником будет, а он одни двойки носит… Чёртиков на полях рисует… Я спрашиваю: «Зачем рисуешь?», а он отвечает: «Они двойки отпугивают…» Когда тройку получит, дома праздник… А что такое четвёрка, мы не знаем…
До сих пор Гектор помнил, как однажды отец пришёл к школе встретить его, а он стоял на втором этаже рядом с бюстом Менделеева и не выходил на улицу, потому что получил сразу две двойки — по арифметике и по чистописанию. Карай носился по школьному двору, отец курил, прислонившись к дереву (сейчас это дерево доросло до второго этажа), а Гектор ходил по длинным коридорам со стрельчатыми сводами потолков и ждал, когда они уйдут.
Вскоре учительница стала оставлять Гектора, Мережкину и прочих двоечников после уроков, и они сидели в классе, писали в тетради буквы, а учительница подходила к ним, наклонялась: Гектор до сих пор помнил, как она брала его руку в свою и говорила: «Осторожненько веди линию… Раз! Главное, не вылезти из клеточки… Осторожненько…» Она была очень красивая, та первая учительница Гектора. И когда она наклонялась к нему и почти касалась его лица щекой, Гектор глубоко вздыхал и боялся выдохнуть, ручка в его руке дрожала, и линия выходила кривая. «Ну вот! — расстраивалась учительница. — У нас не чистописание, а какое-то кривописание получается…»
За десять лет в школе Гектор много раз влюблялся в девочек-одноклассниц. Периоды нежной влюблённости и тоски чередовались у него с периодами ровной доброжелательности ко всем девочкам класса.
Симпатичная девушка казалась Гектору существом умным, возвышенным и ироничным. Себя он автоматически считал глупее её. Даже самые некрасивые, толстые девицы временами казались ему интересными. Прогуливаясь по Невскому проспекту, Гектор дерзко смотрел в глаза идущим навстречу девушкам, но стоило какой-нибудь из них отреагировать на его взгляд, Гектор сразу же терялся и краснел — ему казалось, что его ударило током.
На истории, математике и химии Гектор сидел с Инной Леннер. Инна занималась художественной гимнастикой. На физкультуре она пленяла всех грацией и длинными тёмными волосами. С десяти лет Инна питалась по какой-то диете, на ужин выпивала только стакан кефира, о том, как и зачем надобно сохранять худобу, могла говорить часами. Гектор давно привык к этому совместному сидению с Инной, по сегодня волосы Инны пахли яблоками, а лицо было белее обычного. Иногда, забывая про историю, Гектор рассматривал Инну в профиль, в такие минуты лицо у Инны розовело, а глаз сам собой начинал косить в сторону Гектора.
Через две парты от них сидел Костя Благовещенский и внимательно следил за этими косящими, скользящими взглядами.
Костя Благовещенский не вышел ростом. Он гораздо ниже Гектора, но зато в плечах шире. Костя тёмно-рус, с седой прядкой над ухом. В детстве Костя закрашивал эту прядку карандашом.
— Слушай, — спросил на перемене Костя у Гектора, — о чём ты разговаривал с Инкой? Я смотрел на вас пол урока, а вы всё разговаривали, разговаривали…
— А что, — ответил Гектор, — нам разве нельзя разговаривать?
— Конечно, нельзя, — сказал Костя. — Ты ведь знаешь…
— Мы говорили о тебе, — засмеялся Гектор.
— Обо мне? — растерялся Костя.
В тот день после уроков Костя ждал Инну на углу Невского — и Колёсной. Спрятавшись в подъезде с красно-голубыми изразцовыми стенами, слушая шарканье ног, детские голоса и гул лифта, он смотрел сквозь пыльное стекло в тяжёлой старинной двери, как Инна шла вместе с Гектором мимо магазина «Дары природы». На углу около аптеки Гектор распрощался с Инной, и она побежала через улицу, и длинные волосы оторвались от спины и поплыли по ветру. Перебежав через дорогу, Инна поправила волосы и пошла медленно, глядя под ноги, словно желая что-то найти. Костя вышел из подъезда, догнал Инну, но она была молчаливой и рассеянной.
Дом её, в десяти минутах ходьбы от Невского, чёрный как ночь, крепостной стеной опоясывал маленький независимый городок — парк с беседками, детский сад, двухэтажный гастроном и комбинат бытовых услуг.
Хлопнула дверь наверху, на этаже, где жила Инна. Погас красный глаз лифта, но Костя всё стоял на первом этаже и думал, о чём же всё-таки говорили сегодня на истории Гектор Садофьев и Инна Леннер…
4
Кабинет истории — комната светлая. В шкафах лежал карты древнего мира и современные, переселения народов и наступления полководцев обозначены разноцветными стрелками. Окна в кабинете истории закрываются тяжёлыми малиновыми занавесками — это когда показывают кинофильмы.
Алле Степановне Ходиной — преподавательнице истории в десятом «Б» классе тридцать пять лет. Мужа у Аллы Степановны не было, жила она невесело, но работу свою любила. Сегодня Алла Степановна спрашивала тех, кому хотела повысить оценки за полугодие. Машинально отметив про себя, что большинство девочек сегодня пришли с другими причёсками, нежели вчера, Алла Степановна вызвала Инну Леннер — благоухающую, в туфлях, за которыми Алла Степановна стояла недавно в очереди три часа но так и не купила. Алла Степановна с неудовольствием отметила, что Инна даже не удосужилась как следует почистить их — от вчерашнего дождя на туфлях остались белые разводы.