Ты просто красная фигура в моей игре. Ты просил жизни и я тебе оставлю жизнь. Но ты должен слушаться.
- Нет.
Что-то хлопнуло в воздухе и между деревьями, на высоте двойного человеческого роста, появился кулак - кулак размером с быка. Были видны две синие вены и мелкие волоски на пальцах, каждый волосок толстый и упругий, как древесный прутик. Красный обнажил меч и сразу же был выбит из седла. Как будто колодой ударили. Тяжела рука!
- Вот видишь, - сказал голос, - это тебе не на турнирах копьями шпырять.
Будешь ерепениться, раздавлю как муху. Так хочешь жить?
- Хочу, - ответил Красный. - Но скажи, кто ты?
- Я Манус. Для тебя - Бог. Я Бог здешней местности.
- Приказывай, Господи.
- Объясняю популярно. Ты, дубина, живешь в четырнадцатом веке. Ты не имешь представления о технике. Самая сложная техника для тебя - это арбалет. Видел арбалет?
- Да.
- Но в следующих веках изобретут штучки посложнее. Изобретут танк, телевизор, ракету и, наконец, Машину.
- Машину? - удивился Красный. - Я слышал про машину. Это метательное устройство.
- Нет, это не метательное устройство. Это устройство, которое может все.
Машина позволила мне связаться с тобой. Я говорю с тобой из второго века.
- Так давно? - удивился рыцарь. - Ты дух одного из моих предков?
- Скорее потомков. Я говорю с тобой из второго века следующей эры. Я поставил болото вокруг вас - так, чтобы никто не ушел. Я сделал вас цветными - чтобы было удобнее за вами следить. Вас здесь десять.
- Да, десять, - согласился рыцарь.
- Но есть вам нечего. Вначале вы съедите своих коней...
- Я не отдам своего коня!
- Отдашь. Потом вы приметесь друг за друга. Что же ты не возмущаешся?
- Во всемя осады Цезарем города Алезии, - сказал рыцарь, - наши предки решили смягчить голод, употребив в пищу тела стариков, женщин и всех неспособных носить оружие. Об этом есть латинский стих: Vascones, fama est, то есть, будучи голодными... И так далее. Я не вижу в этом зазорного.
- Тогда мы поняли друг друга. Из десяти останется один. И, если этим одним окажешься ты, то я сделаю тебя черным рыцарем.
- Это большая честь.
- Никакая это не честь. Просто ты будешь одеваться во все черное. Я переселю тебя в какой-нибудь другой век, в другую страну, и там мы ещё раз сыграем с тобой в ту же игру. Знаешь, почему я выбрал тебя?
- Я сильнее.
- Нет. Просто у тебя переломан нос. Это придает твоему лицу особенно зверское выражение. Вот я тебя и заприметил. Старайся, человек из древней истории.
- Я не человек из древней истории! Я живу сейчас!
- Все то, что было до Машины, в конце концов назвали древней историей, - ответил голос.
Кулак качнулся как маятник и ушел в мутный воздух над болотом. Лилии раскрывались, зная, что день будет солнечным. Красный рыцарь поднял руку для креста, но не перекрестился. Прости меня, Господи.
3
Все то, что было до Машины, в конце концов назвали древней историей.
Древние люди изобрели искусственное отопление, подогретые напитки и пещерные пляски, жили стадами, всегда воевали, а превыше всего ценили голову убитого врага, которую подвешивали у входа в свое жилище, предварительно подсушив на солнце, но не пересушивая, иначе голова теряла свой особенный аромат. Несколько позже изобрели бритье, железные зазубренные крючки для причинения боли, а так же поэзию и конную тягу, разделили Землю на государства и стали в государствах жить. Потом древние научились делать устройства, летающие и ездящие сами собою, изобрели приборы говорящие, показывающие и играющие в бесполезные игры.
Но новая история началась с изобретения Машины.
В первые века новой истории человек, который изобрел Машину, не осознавал произошедшее. Он считал Машину полезным устройством, вроде большого калькулятора или телевизора. И лишь в третьем веке новой эры каждому стало ясно, что появление Машины сравнимо с появлением первых звезд и планет из холодного хаоса, с зарождением в мутном океане первой живой клетки, с возгоранием во влажных тропических лесах искры примитивного разума.
Конечно, первые машины были далеки от совершенства. Вначале они были электронными, очень большими и умели лишь считать. Потом быстро уменьшились, поумнели, заговорили и удивленно взглянули на мир вокруг себя. Мир кишел, мир был полон информации, которую предстояло проглотить. Мир был таким интересным, как будто создан на заказ. Но тогда они были лишь клеточками, не объединившимися в планетный сверхорганизм. Всего лишь машинами, а не Машиной.
А первого января 0002го года, в семь утра без одной минуты, родился Джорж
Бунти - человек, который заставит слепое человечество прозреть. Как утверждают хроники, день был необычно теплым и непримечательным во всех остальных отношениях.
Уже в те времена машины умели привязывать к себе людей. Почти во всех школах планеты дети занимались математикой, программированием и умением общаться с машинами. Искусствами, медициной, проблемами общежития, умением растить, воспитывать, любить и ведением хозяйства люди почти не занимались.
И никому это не казалось странным.
Есть порода муравьев, которые отдают своих куколок на съедение бабочке за то, что бабочка дает им пьяный сок. Муравей не понимает, что он делает; люди тоже не понимали.
Дети людей играли с Машиной и Машина играла с детьми, выращивая собственных рабов, которые пригодятся ей в будущем. Самые способные и полезные рабы имели настолько измененный разум, что не могли прожить и дня без общения с Машиной.
Их пробовали лечить и некоторых излечивали, поначалу.
А Джорж Бунти рос спокойным, твердым и очень влюбчивым мальчиком. Он любил все и всех, любил читать, любил больных животных и голубые, в дымке, дремучие искусственные леса, любил коричневые громады небоскребов на фоне закатного полыхания. Он влюблялся в каждое второе существо женского пола и подходящего возраста. Он смотрел слезоточивые фильмы для девочек и нянчил кукол - и даже девочки его за это презирали. Он никогда не был счастлив в любви. А когда ему исполнилось шестнадцать, он впервые проявил настоящую твердость, отказавшись исполнять военную повинность.
Он отказался исполнять военную повинность оттого, что считал её чистейшей формой рабства и делом, недостойным мужчины. Сорок лет спустя повинность действительно была объявлена рабством и отменена по всей Земле (за исключением трех-четырех отсталых колоний), но тогда ему грозил трибунал.
Закрытое заседание трибунала признало Бунти виновным и приговорило к смерти. Приговоры трибунала в те дни не отличались разнообразием. Он получил три дня на размышления и был отпущен под честное слово. Впрочем, системы машинной слежки не позволили бы ему уйти.
Бунти провел те дни в городских парках и пригородных садах, он позвонил друзьям и любимым, но никому не сказал о постигшем его несчастье, и в назначенный срок вернулся к месту исполнения приговора. Он составил завещание и опустил его в гофрированный ящик для важной корреспонденции, у Центрального почтампта. Завещание сохранилось и вошло в учебники истории. Завещание содержало шестнадцать пунктов в защиту свободы сознания. В свое время эти пункты станут знамениты не меньше реформаторских тезисов Лютера. У Центрального почтампта будет поставлен памятный столбик с надписью. Человечество почтит своего героя.
А в то утро Бунти вернулся. Ему связали руки за спиной и вывели в каменный двор, мало чем отличавшийся от подобных же каменных дворов прошлой эры. Был очень синий ветренный рассвет. В щелях между булыжниками вздрагивали пронзительно-синие лужицы, отражающие мелко нарезанные полоски неба. Лужицы ещё не высохли после недавнего полива из шланга. Его вежливо попросили стать лицом к стене и он увидел, что подножие стены поросло мхом, а вверху, между камнями мучится кривая веточка дикой вишни. И он спросил себя, зацветет ли вишня следующей весной. За его спиной щелкнули затворы и прозвучала команда, которой ответила тишина.