- Я думала, что он хочет меня убить, - сказала настоящая Магдочка громко, чтобы перекричать виртуальную. - А он, подонок!
Усатый подонок хорошо поковырял скамью и отошел в сторону.
- Пускайте! - крикнул он весело.
Отбивающуюся Магдочку бросили вниз по скамье.
- Они же сдерут мне всю кожу! - возмутилась настоящая.
Виртуальная уже вырвалась из рук солдат и теперь пыталась выдернуть из себя занозы.
- Выключи!
- Я не посмотрел, что сделают со мной.
- Выключи!
Он выключил.
Было ясное солнечное утро. Мясистые листья магнолий блестели, будто политые жиром. Садовый автомат высаживал в линию будущую изгородь из рододендронов. По небу быстро пронесся беззвучный самолет, прочертив абсолютоно прямую линию.
Собачка породы Йет спала на диванчике и дрыгала задними лапками во сне. Ей снилась охота. По аллее шел человек.
- Посмотри на него! - прошептала Магдочка.
По аллее шел человек. Он приближался. У него были пышные усы с рыжинкой.
Походка выдавала профессионального военного. Свободная форма без знаков различия. Не вооружен. Тот самый, кто приказывал стрелять, тот самый, кто ковырял ножом виброскамью.
- Это он, - сказал Манус. - Но он не может появится здесь.
58
Бромби Сноб командовал тремя сотнями необученных новобранцев. Этих мальчиков и мужчин начало войны застало в ближайшем отделении оборонной комиссии, где они проходили ежегодное тестирование и нейроблокирование против неподчинения приказам. Примерно на девятой минуте войны была запущена первая мельница и Машина перестала существовать. (Примерно на девятой, ведь Машина с самого начала пыталась скрыть весь ужас происходящего). Две минуты спустя Бромби
Сноб получил приказ сдаться и захватить генерала Альфреда Ястинсткого. Захватить и превезти для опознания - желательно мертвого.
Бромби Сноб жил неподалеку от усадьбы и дважды в день проезжал мимо этих роскошных владений генерала. Ни разу он не был внутри - да и кто бы позволил?
И вот теперь у него появилась следкая возможность отомстить. Он разгладил усы, надел форму без знаков различия, с минуту задумчиво щупал дежурного мальчика
(военная служба развила в нем страсть к мальчикам), потом приказал всем грузиться в машины. Еще десять минут спустя усадьба Ястинского была окружена.
Машина перестала контролировать вход и Бромби Сноб преспокойно вошел, приказав подвернувшемуся солдату пристрелить часового. Часовой как раз играл на губной гармошке - он так и упал в траву, не успев отвести гармошку от губ.
Бромби Сноб шел по аллее. Душно пахли магнолили.
- Прекратить! - приказал он, но запах не исчез. Машина уже не контролировала деревья.
- Ничего, я всех вас вырою из земли! - пригрозил он и пошел дальше.
Проходя он осмотрел механического садовника, высаживающего изгородь из рододендронов и подумал, что штука хороша и надо бы её украсть. Все равно солдаты здесь все разворуют, никакая комиссия концов не найдет. Устрою сам себе парк, не хуже этого, только маленький.
Из окна выглядывало перепуганное лицо подростка. Дали бы мне его, подумал
Бромби Сноб, - я бы сделал из него мужчину. Хотя, он ведь и так мой. Положим, мужчину я из него делать не стану, а в качестве мальчика попробую.
Он поднял с дорожки камень и метнул в окно. Промахнулся.
- Мне к генералу! - сказал он и отолкнул слугу. - То есть, быстро веди!
Слуга провел его по длинному коридору. Стены коридора были обшиты деревом.
Генерала Ястинского он встретил у лифта.
- Эй, дедуля, куда собрался? - крикнул он. - Подожди меня.
- Я хотел перейти в другую комнату.
Бромби Сноб положил ладонь на кнопку.
- Как бы не так, в другую комнату! - сказал он, - Как будто я не знаю, что здесь тридцать три подземных этажа и каждый с отдельным тоннелем!
- Что вам угодно?
- Мне угодно тебя. Желательно мертвого. Потом я сожгу весь твой крысятник вместе со всеми крысами и крысятами. А подземные этажи засыплю так, что ещё триста лет их никто не раскопает.
- У меня больной сын, - сказал генерал, - не трогайте его.
- И чем же он болен?
- Машиной. Позвольте ему доиграть, у него больные нервы. Его нельзя прерывать.
- Это даже интересно, - сказал Бромби Сноб, - пусть доигрывает, я пока здесь с тобой поиграюсь.
И он ударил генерала по кадыку.
- Это не он, этот просто похож, - сказала Магдочка. - Просто мы напугались.
Почему мы остановились? Мы же играли, так давай играть дальше.
Она надела шлем и Манус последовал её примеру.
И снова настало утро конца января, триста лет спустя.
59
Было солнечное утро конца января. Перед завтраком объявили, что нас садят на карантин. Красный ударил кулаком в стену и сказал, что он будет видеться с кем хочет и когда хочет. Белого не было с самого вечера. Черный ушел утром и не возвращался. За завтраком вместо обычного чая дали кофе. Кофе я не пил уже года полтора.
В столовой, в палате и в туалете за ночь установили оптические камеры, а в коридоре повесили целых три. Как будто собираются снимать кино. Что-то готовилось.
Заканчивался завтрак.
Мы сидели за длинным и ужасно неудобным столом и ждали пока принесут кофе и начнут его разливать. Такое смешное слово - разливать. Как будто разливают по полу или по столу. Впрочем, по столу разольется немало. Приготовились. На старт.
Я вытер о халат указательный палец и оттопырил его вверх. То же самое сделали ещё несколько человек. Раздавальщица Нина вплыла как толстое белое облако, пахнула теплом, запахом хлеба и крахмала, расставила стаканы посреди стола. Пять стаканов рядом, три дальше. Ее рука проплыла над столом плавно и уверенно, ныряя как уточка к каждому стакану; она разливала кофе во все пять стаканов сразу, почти не поднимая носик чайника. Густая струйка была рубиновой на просвет. От неё шел пар - горячая.
За горячий кофе стоит побороться.
Мы часто боролись и за обычный чай, но чай ерунда, чай это невысокая ставка.
Всегда в одном из стаканов чая оказывалось чуть больше. Задачей было первым окунуть палец в нужный стакан, тогда никто другой из твоего стакана пить уже не станет. Иногда двое опускали пальцы одновременно, а иногда даже трое - тогда слишком много расплескивалось, но это не важно; в таких случаях приходилось метить стакан и другими пальцами, в конце концов чая оставалось совсем мало. Порой стакан даже переворачивали. Главное - не чай; главное - радость победы. Победить, конечно, трудно, но в этой игре есть немало тонкостей, недоступных наивному взрослому уму.
Сегодня все стаканы оказались налитыми кофе до краев; я окунул палец во второй; неудачно, сюда же полезли ещё двое; я потянулся к третьему, на который не было претендентов, но его метко выхватили из-под моей руки; когда я вернулся ко второму, из него уже все выпили, оставили на самом донышке. Я подумал было расплакаться, но вспомнил, что жизнь длинна и в ней будет полным-полно кофе, даже надоест. В моем стакане остался лишь бурый осадок, я попробовал и удивился: без сомнения, это был кофе, но это был не такой кофе, который я пил полтора года назад; кроме кофе, в стакане было ещё что-то. Совершенно незнакомый вкус. Я не мог ошибиться - вкус я помню так же хорошо, как цвет или форму.
К кофе дали даже булочки с изюмом.
- Скажите, Холмс, - вставил свой анекдот Пестрый, - как мне определить нагрянет ли в мой госпиталь комиссия? Это всегда так неожиданно.
- Элементарно, Ватсон: если на завтрак дают свежие булочки с изюмом, то комиссия уже у дверей.
- А если комиссия уже в дверях?
- Тогда дадут булочки с изюмом и с горячим кофе.
Сразу после завтрака Красный начал спорить с Коричневым, но быстро выдохся.
А ведь вначале было похоже на драку. Красный конечно, дурак, потому что дерется, но и Коричневый дурак, потому что заводится так, что себя не помнит. В этот раз они поспорили по поводу слова "киш-миш". Один говорил, что это изюм, а другой - что сорт винограда. Могли бы меня спросить, я ведь все знаю.