Сказали, что через месяц он будет в порядке. А с Коричневым хуже.
- Что с ним? - спросил Черный.
- У него что-то с головой. Так сразу и сказали: "У него что-то с головой."
Чего бы это он воровал скальпель и нападал на Красного? Красный же его убьет. И
Красный, точно, хорошо дал ему - сделал сотрясение, сломал нос и ещё что-то с костями черепа. Очень хорошо побил.
- Но он умрет? - спросил Черный.
- Нет, не знаю. Вот с ним и было самое интересное. Он был почти без сознания и все время что-то говорил. Врачи его усыпили, чтобы поправить нос.
Там врачи какие-то странные. Они его усыпили и пошли на обед. Или на утренник
- они там все празднуют. Один сказал, что так нельзя, а другие сказали, что им все равно. Я сразу это заметил - это стало со всеми людьми после синей вспышки, они перестали...
- Дальше! - прервал Черный.
- Они его усыпили и пошли на обед. Пообедали и стали играть в карты, кому делать операцию. А я сидел и все видел. Коричневый встает, отстегивается и идет к шкафу. Его неаккуратно привязали. У него глаза были пустые, как будто нарисованные. Я думаю, что он во сне шел. Он идет к шкафу и берет скальпель.
Все это во сне, под наркозом. И говорит: "Что-то со мной плохо, надо поправить". И разрезает себе живот.
- А ты?
- Я сказал тем, которые играли в карты, но они меня прогнали. Вот,
Коричневый вытаскивает что-то там из себя и начинает по кусочкам отрезать и разбрасывать по сторонам. Кусочки были маленькие. Один кусочек даже прилип на стекло. Тогда я закричал погромче. Они вошли и увидели. Но Коричневый тоже их увидел и у него был в руках скальпель.
- А врачи?
- Врачи сказали, что он сейчас сам упадет, от потери крови, только
Коричневый не падал. Он говорил, что с ним теперь все в порядке, теперь надо убить главного. И он стал гоняться за врачами. Он спал, но глаза были открыты, поэтому он все видел. Хорошо, что он быстро бегать не мог.
- Тогда он точно умрет, - сказал Черный.
- Нет, его ударили сзади по голове и очень быстро зашили. Врачи сказали, что такого ещё не видели, но будет жить. Когда его зашивали, Коричневый все время говорил. Он что-то говорил про второй уровень. Врачи сказали, что этого зомби лучше было бы убить, но раз живой, то пусть уже живет.
- Зачем они залезли в подвал? - спросил Пестрый.
- Не знаю.
- Они очень хитрые, сумели закрыть себя снаружи.
- Не знаю.
- Они совсем хитрые, закрыли себя в таком месте, куда никто не заглядывает,
- продолжил Пестрый. - Это мне напоминает анекдот...
- Хватит, - оборвал Черный, - Что было дальше?
- Дальше они взялись за меня. Они меня укололи в руку и стали считать. Но они неправильно укололи, потому что не старались. Потом самый главный сказал, что он не будет оперировать, потому что не доиграли партию, потому что он не проиграл и не хочет делать чужую работу. И они опять ушли играть в карты.
- А дальше?
- Я лежал и смотрел сквозь щелку. Мне было видно в другую комнату. Там лежал Коричневый. Он начал дергаться, а потом опять открыл глаза. Там руки и ноги привязывают такими ремнями, что очень быстро можно отстегнуться. Ремни с дырочками. Коричневый отстегнулся и вошел в мою комнату. У него в руке опять что-то было, но не скальпель, а какая-то игла с крючком. У него были открыты глаза, но меня он не видел. Я старался лежать очень тихо. Коричневый походил, походил и упал. Они услышали стук, пришли и его увезли. Больше я его не видел.
Они как раз рассказывали анекдот. Когда они кончили смеяться, то спросили меня почему я не сплю. А если не сплю, то почему я не смеюсь. Я сказал, что наркоз они сделали неправильно. А они стали на меня кричать: "Раз наркоз не получается, то ты сам и виноват; вот сейчас будем резать и посмотрим тогда".
- Прильно. Со вчерашнего дня все люди какие-то ненормальные, - заметил
Серый. Его никто не поддержал.
Белый продолжил:
- Потом все время смеялись и рассказывали анекдоты. А самый главный, маленький такой, с бородой, все время шутил: "что-то я слишком глубоко режу, как бы не испортить стол". Он повторил эту шутку раз пять; тогда кто-то сказал, что уже надоело. Главный обиделся, бросил все свои железки и ушел. Они меня зашили и сказали, что так сойдет.
- А ты кричал?
- Да, потому что было больно. Они должны были меня усыпить, я знаю.
Черный сел рядом на кровать. Он протянул руку, пощупал зачем-то простыню и спросил:
- А сейчас больно?
Его голос был издевательски скромен.
- И сейчас.
- Не ври, ты бы так спокойно не говорил, - он положил руку Белому на грудь, - если сейчас придавлю, тогда будет больно. Теперь проси: "Не дави мне на грудь!"
Он слегка нажал.
- Ну! - настойчивее. - Говори!
- Не дави мне на грудь.
- Погромче!
- Я не могу громче.
- Можешь. Вот так.
- Не дави мне на грудь!
На простыне проступило алое пятно. Оно было ярким, почти светящимся в центре и немного темнее по краям.
Черный осмотрелся. Все молчали. Никто не знал, что делать. Потом кто-то хихикнул.
- А можно я? - спросил Зеленый.
- Можно, - ответил Черный. Он слабый, а всех слабых нужно учить. А то, если станут сильными, то научат тебя. Дави вот сюда и он будет говорить как заводная кукла.
- Не дави мне на грудь! - совсем невпопад сказал Белый.
Все засмеялись. Смех был неудержим. Смех накатывал волнами и валил нас с ног. Смех стоял столбом, можно было просто утонуть в смехе или обкушаться смеха до коликов. Я почувствовал, как мои губы расплываются в улыбке. Гул стал неслышен, наверное, мы смеялись слишком громко.
Черный первым пришел в себя.
- Так, все в очередь, - сказал он, - кто хочет подавить, плати мне по миллиарду. По миллиарду за каждое "не дави мне на грудь".
- Однажды семь мертвецов копали могилу живому, - сказал Пестрый. - "И не совестно тебе этим заниматься? - спросил один мертвец другого. - Так ты же роешь, а не я", - ответил другой. Я не занимаю очередь.
- Не хочешь - не надо, - сказал Черный.
У меня не было денег после побега. Я умоляюще посмотрел на Черного. Наши глаза встретились. Ему было не смешно.
Потом, проснувшись ночью, я долго вспоминал эту минуту и не мог уснуть.
Наверное, близилось утро, потому что все спали. Плоская лучистая луна рисовала две зеленовато-травяных полоски на одеяле. Полосы уходили дальше, в тревожно вибрирующую глубину палаты, изламывались, блестели на зеркальных железках. Было совсем светло. Я поднял руку, погрузив её в лунный свет. Свет обтекал тонкие, прозрачно-сияющие пальцы, белые, будто нечеловеческие, пальцы несуществующего существа, пришедшего сюда с далеких сонных звезд. Я сжал пальцы, пытаясь схватить скользкий невесомый луч, но луч выскользнул. Тогда моя рука отодвинулась и попробовала напасть сбоку. Снова напрасно. Потом, медленно сжимая пальцы, я стал сжимать световую струйку и она поддавалась, сужаясь. Свет луны подчинялся мне.
В палате кто-то плакал.
Я не услышал этого сразу, потому что был слишком занят с лунным лучом. Плач был громким и хорошо слышным даже сквозь гул.
Я встал, надел тапочки и пошел к дверям. У второй кровати я остановился.
Черный не спал.
- Что случилось? - спросил я.
- Не твое дело.
- Я слышал. Кто-то плачет.
- Тебе показалось.
- Мне никогда ничего не кажется. Я всегда все знаю точно.
- Да? И что ты знаешь теперь?
Я подумал.
- Наверное, ничего.
- Вот именно, ничего! - Черный взорвался, но сразу притих снова. - Не будем будить людей. Ты не знаешь ничего и они не знают ничего, потому что вы все тут играете только первую игру.
- Как это? - не понял я.
- Ты пробовал убежать, да? Получилось?
- Нет.
- Конечно, тебя вернули. Отсюда нельзя убежать. Можно только играть до последнего. А последний останется только один.