Я снова попытался сказать, что ничего не понял.
- Посмотри на меня, - сказал Черный, - посмотри, я же не такой как все. Это потому, что я играю уже во второй раз. Я уже был в игре и победил. С вами будет то же самое - вы убьете друг друга, а останется только один. Он будет думать, что победил, и будет радоваться. А на самом деле победивший попадет только в новую игру; он будет человечком черного цвета. Все мы нарисованные человечки. А когда человечек убивает столько людей, он обязательно становится черным. Ты увидишь, когда убьешь.
- Я?
- Ты или не ты, какая разница. У меня с собой есть скальпель, я украл несколько штук. Я очень предусмотрительный человек. Я бы мог зарезать вас всех ещё сегодня ночью, не дожидаясь третьего уровня. Вы же спите спокойно, как свиньи. Потом бы я нашел Красного с Коричневым и тоже прикончил бы их. Я бы сумел это сделать. Почему я этого не сделал?
- Потому что ты не хочешь попасть черным человечком в следующую игру.
Я уже начинал что-то понимать.
- Да. Но умирать я тоже не хочу. Вот в чем дело.
Я снова промолчал.
- Но я уже умер, - продолжил Черный. - Вот в чем дело.
- Но ты же разговариваешь?
- Это не я. Это черный человечек. А знаешь, кто такой я?
- Нет.
- Я только БЫЛ. Я был совсем не таким. Я не был черным. Я учился играть на скрипке. Знаешь, какое мое самое лучшее воспоминание в жизни?
- Нет.
Откуда мне было знать.
- Это было так, - продолжил Черный, - мне было примерно одиннадцать. Я ехал в трамвае. Рядом сидела мама с девочкой. Девочке было примерно два года. Она еще, наверное, не умела говорить. У неё были две маленькие косички, одна завязанная зеленым, а другая красным. Она была блондинкой. Она была некрасивая. Я посмотрел на неё и улыбнулся. Она тоже мне улыбнулась, потому что поняла, что улыбаются не кому-нибудь, а только ей. И я увидел, какие у неё стали счастливые глаза. Мама взяла девочку на руки и вышла на следующей станции. Когда мать несла девочку на руках, девочка сделала мне воздушный поцелуй, вот так. Ее этому уже научили. А я ещё несколько дней не мог прийти в себя. Потому что это так просто - сделать кого-то счастливым. Но гораздо счастливее от этого становишься сам. Я это помню до сих пор. Я не всегда был черным. Я стал черным после первой игры. Я стал черным и перестал различать цвета. Раньше я всегда опаздывал: я останавливался у каждого дерева, каждого окна и каждого фонаря. Я останавливался и смотрел, потому что они были красивы.
Все в мире было красивым. Меня не понимали, а взрослые даже боялись, что я болен. Я стал притворяться, что не вижу красоты. Но я её видел. Я думал, что когда-нибудь я найду такой фотоаппарат, который сможет это снять, тогда я покажу это всем людям, и они увидят красоту. Ты можешь это понять?
- Я попробую.
Я вытянулся и посмотрел на то, что за окном. У окна чуть покачивалась корявая ветка, вся мохнатая от инея. Ну улице остался только один фонарь, недавно поставленный. Он был ярко-желт на фоне такой глубокой ночной синевы неба, что я просто потерял себя от ощущения красоты. И снова все исчезло. Нужно ещё научиться смотреть.
Мы помолчали.
- А шрам у тебя откуда? - спросил я.
- С первой игры, конечно. Тогда мне разрезали всю щеку, до самого уха. Там все закончилось ещё на первом уровне, а вас всех ждет третий.
- А что такое третий уровень?
- Когда свет мигнет в третий раз, - тогда увидишь. Я сам никогда не видел, но даже на нулевом я на учителя с ножом ходил.
Последние слова Черный произнес с гордостью, получалось вроде он ходил на медведя.
- Пошли спросим у Синей Комнаты? - предложил я.
- Что спросим?
- Что нам делать спросим.
- Иди сам. Нет никакой Синей Комнаты.
80
Манус просматривал видеоинформацию о собственном будущем. Он все-таки счастливчик. Его не убьют в этот день, хотя и будут искать, чтобы убить. Не убьют и до конца месяца. А в этот месяц погибнут одиннадцать из каждых двенадцати жителей Земли.
Вначале он выберется в коридор. Ему повезет - коридор будет пуст, часовой уйдет глазеть на добивание Магдочки. Голоса и крики оттуда будут хорошо слышны.
Потом Манус нырнет под лестницу и станет ждать. Его не будут искать под этой лестницей во второй раз. Снова ему повезет в том, что Мельницы обойдут усадьбу стороной. Мельниц все-таки не хватит, чтобы сразу перепахать всю поверхность
Земли. Там, куда не дойдут Мельницы, пойдут Скребки - не столь громадные, но не менее смертоносные устройства, сцарапывающие и измельцающие весь поверхностный слой, всех и все, что на нем находится. Скребки тоже обойдут Мануса стороной, на всю планету скребков не хватит. Но до конца войны он не доживет - таких счатливчиков окажется так же мало, как мало вывигрывающих ценный приз в лотерею.
До конца войны доживет один из тысячи двухсот.
Он будет сидеть под лестницей до утра следующего дня. Утром ему станет очень жарко. Из-под ступенек будет виден клочек неба над садом. Над садом будет лететь ветер, лететь и выть. Скорость ветра будет такой, что магнолии, оставшиеся к этому часу, будут сгибаться градусов под сорок пять - они ведь сделаны очень гибкими и прочными - как стальные клинки. Некоторые будут выворачиваться с корнями. Один древесный ствол ударит в стену дома и пробьет её так просто, как камень пробивает бумагу. Второй ствол пробьет наружную стену, влетит в комнату и застрянет, пробив внутреннюю перегородку - комната останется засыпанной бетонными осколками. Ветер сорвет крышу; крыша взлетит как подброшенная пружиной, рассыплется на детали и мгновенно исчезнет. А парк будет полон птиц.
Он не сразу поймет, что он видит перед собой: птицы будут ползти по саду, прижимаясь телами и крыльями к земле, их маленькие головы и хвосты будут опущены как можно ниже. То там, то здесь ветер будет подхватывать и уносить то одну птицу, то целую стайку. Птицы, забившися под крыльцо, будут сидеть друг на друге, слоями.
Облака будут нестись со скоростью реактивных самолетов. Нижние слои воздуха не будут успевать за таким быстрым потоком - верхний слой будет скользить по нижнему как льдинка скользит по гладкому ледяному катку; воздух, попавший между двумя потоками, будет кипеть и бурлить как вода. Непогасшие огненные змеи будут реветь от такого ветра, отрываться и взлетать огненными шарами. Шары будут срезаться как бритвой верхним, быстрым потоком. А высоко в небе будут лететь большие камни и обломки далеких скал, принесеннные из-за дальних морей, легкие, как песчинки. Вначале горячий ветер унесет все мелкие предметы, которые сможет поднять с земли. Потом полетят и крупные. Бетонные блоки, бревна, перекрытия мостов. Мертвые люди. За утро Манус насчитает четыре летящих автомобиля, два из них почти целые. После этого ветер ещё усилится и начнет вырывать куски земли. Глыбы, рассыпаясь в пыль, сделают воздух мутным.
Через два часа после восхода солнца наступить пылевая ночь.
Дом будет пуст. За ночь его трижды попытаются поджечь, но противопожарные утройства, вмонтированные очень надежно, пресекут эти попытки. Устройства пока будут работать. Намучившись с домом, солдаты уйдут. Манус будет ходить по длинным коридорам и плакать, как ребенок. Из шести лифтов будет работать только один. Из тридцати трех подземных уровней будут открыты только восьмой и тридцать третий. Он спуститься в самый низ, на тридцать третий и вдруг вспомнит о страшном слепом существе, выдуманном Машиной. Он испугается, но этаж окажется пуст.
Он позволит пневмомобилю унести себя прочь от дома. Ему снова повезет:
Мельница перережет подземную трубу только после того, как пневмомобиль минует опасное место. Машина остановится, не достигнув цели. Манус пешком пройдет семнадцать километров вдоль шахты. За это время он обрастет жидкой бородкой и станет видеть цветные галлюцинации от голода, жажды и усталости. Он никогда не умел долго ходить и долго оставться без пищи. Он выберется из люка подстанции в сыром еловом лесу. В лесу будет стоять вечная осень. Судя по целым деревьям, до этого места ветры не дотянулись. В лесу будет полно трупов животных, к сожалению, тела уже испортятся и станут несъедобны. Вначале Манус будет гадать, куда он попал - в утро или вечер, ведь небо будет покрыто неподвижной облачной пеленой. На тот свет или на этот - ведь лес не будет похож ни на один из земных лесов. Мельчайшие капли дождя будут висеть в воздухе, осаждаться на деревьях и стекать по стволам. Мокрая паутина будет провисать серыми гамаками и на каждом гамаке будет спать по мервому пауку, растопырившему лапы. Вскоре Манус поймет, что попал в тот край, где вечный вечер или вечное утро. Серый небесный свод будет все так же слабо светиться, не темнея и не светлея. Несколько первых суток Манус будет гадать, куда делась ночь и если она есть, то что может освещать лес ночью. Потом его перестанет волновать этот отвлеченный вопрос.