Прав дядюшка - воруют здесь безбожно.
Он же остановился перед дубовой дверью самого серьезного вида, впрочем, дядюшке она перечить не посмела, открылась беззвучно - слишком уж беззвучно для проржавелых петель.
- Осторожно, ласточка моя. Здесь давно никто не бывал.
Я оказалась на балкончике, до того тесном, что едва хватило места кринолину. Здесь имелась низенькая скамеечка и пара бархатных подушек.
Дверь так же беззвучно закрылась.
- Это - зал суда, - пояснил Магнус. - Ты бывала когда-нибудь на суде?
Да.
Я не хочу вспоминать об этом. И не буду. Здешний зал не похож на тот, со стенами, выкрашенными в желтовато-зеленый цвет. Здесь много камня, а вместо герба из папье-маше с потолка свисают знамена цвета лазури - немного неба для белого паладина.
- Судить - это право и обязанность лорда. Но обычно мелкие дела разбираются на месте. Старосты. Цеховые старейшины. Или суд городского управителя. Этот - высший.
Я вижу все, как на ладони. Зрители - все скамьи заполнены. Судьи - выделяются по алым плащам. Кайя вот без плаща, но он и так выделяется. Подсудимый.
Он что-то говорил, жестикулируя, но не отчаянно, скорее, как актер, который выступает на знакомой сцене.
- В чем его обвиняют?
Темные волосы. Сутуловатый и… нет, мне кажется. Креститься надо, хотя здесь не крестятся.
Не молятся.
И бога не призывают на помощь.
- В убийстве, - Магнус присел рядом. - Шесть мальчиков пропали. Их конечно нашли. Потом. Мертвыми. Их долго мучили, а после убили.
…мучили… убили…
- Ты дрожишь, ласточка моя? Мне не следовало приводить тебя сюда. Хочешь, уйдем?
Да. Конечно. Уйдем, и я выкину это место и этот суд из головы. Все станет, как прежде. Я ведь умею забывать.
- Нет. Он виновен?
Ты же знаешь, Изольда. Ты видела такое однажды. И поэтому боишься.
- Одна женщина, торгующая пирогами, видела, как он уводил сына цехового старшины. А у тела нашли платок…
Доказательства есть, но хватит ли их. Что я знаю о местных судах? Пожалуй, ничего.
- Его осудят?
Мне важно знать. И Магнус врать не станет.
- Не уверен. Кайя… слишком большое значение придает букве закона. А себе верить боится.
Букву легко спрятать за другими буквами. Главное, уметь их правильно составлять.
- Беда еще в том, что Мюрич хорошо собой владеет. Кайя просто не услышит его, понимаешь?
- Нет.
- Значит, не сказал, - дядюшка провел по бороденке, приглаживая ее. - Эмоции - тоже звук, когда шепот, когда крик. Все протекторы их слышат.
Интересный нюанс, о котором забыли упомянуть. Или нарочно умолчали? Интересно, что еще я не знаю о муже? Полагаю, многое. Тем интересней.
- Только слышат? - уточнила я.
- Ну… внушить тебе ничего не внушат. А подтолкнуть могут. Или помочь. Иногда нужно забрать у людей страх или подстегнуть яростью. Война, ласточка моя, начинается внутри человека.
Я вновь посмотрела в зал. Кайя допрашивал женщину. Я слышала вопросы, но не ответы, потому что голос свидетельницы был тих. Она боялась Кайя, и еще ошибиться, ведь тот, которого обвинили в убийстве, на убийцу не похож.
Они никогда не похожи. Тем и страшны.
- Не волнуйся, ласточка, мои людишки с него точно глаз не спустят.
Слабое утешение. Он уедет. Из города. Из страны… в этом мире хватит городов и симпатичных маленьких мальчиков. Нет. Нельзя позволить ему уйти безнаказанным. И я ведь знаю, как поступить. Но будет ли мой поступок правилен?
- Дядюшка Магнус, - я надеялась, что он поймет и поможет. - Вы не могли бы привести сюда Майло? Это мой паж. Светленький такой… только пусть поторопятся.
В Замке безопасно.
И люди дядюшки Магнуса - почему-то я сразу поверила, что люди у него серьезные - не спустят глаз с темноволосого типа, который продолжал лгать.
Я все делаю правильно. Но почему так страшно?
Золотая ласточка уколола запястье крылом. Смелее, Изольда, все получится.
И когда появился Майло, я взяла его за руку - мне самой нужна была опора - и попросила:
- Мне очень нужна твоя помощь.
- Все, что угодно, госпожа.
Синие глаза. Светлые волосы. Ангельский облик… и я собираюсь использовать ребенка? Совесть молчала. Использовать - да. Врать - нет.
- Видишь вот того человека? - я указала на типа, который застыл с видом оскорбленной гордости. - Это нехороший человек. И очень опасный. Но мне нужно, чтобы…
В зале суда было душно. Пылали камины, и жар, исходивший от них, шевелил полотнища знамен. Место это, расположенное в самой старой части замка, никогда не перестраивалось.
Стены из грубо обработанных валунов. И неровный пол. Высокий потолок с гнездами балконов. Четыре узких окна и массивные трубы дымоходов, которые, впрочем, слабо справлялись с дымом. Деревянные скамьи для свидетелей. И деревянные стулья - судьям. Обвиняемому - железная клетка. Но сейчас она пустовала: обвинению определенно не хватало доказательств.
- …и Ваша Светлость, я понимаю, что тайные мои враги, желая опорочить честное имя, обвинили меня в преступлении столь отвратительном, и ввели в заблуждение эту добрую женщину, слабость зрения которой, однако…
Этот человек не был похож на убийцу.
Он держался уверенно, как держатся честные люди. Он говорил, не слишком быстро, но и не медленно, заставляя слушать себя. И вот уже свидетельница, женщина простого рода, засомневалась: и вправду ли она видела именно его? Может, и вправду подвели глаза? Ведь было пасмурно и вечер. А плащ с беретом… плащи носят все. И берет легко купить. Что остается? Темные волосы? Так это разве примета.
Платок с монограммой на теле?
О! Это серьезное доказательство, и мэтр Мюрич всецело осознает, сколь шатким становится его положение. Он наклоняется, прижимая руки к груди, а потом протягивает их к несчастной матери, словно желая отдать собственное сердце. И женщина вытирает слезы. Она тоже верит, что мэтр Мюрич не виновен. Остальные с ней согласны. Их эмоции - смесь боли и надежды - глушат все.
Выгнать? В пустом зале будет легче.
В подземельях Магнуса - еще легче.
Но это - не правильно. Нельзя пытать людей без веских на то оснований.
Платок украли.
Наглый воришка вытащил его из кармана мэтра вместе с кошельком. О нет, в кошельке была медь, а платок не такой и новый, чтобы мэтр обратился к страже. Он простил воришку - люди должны прощать других людей - не зная, какое злодеяние тот задумал…
- Ваша Светлость, я уповаю на справедливость и закон, хранителем которого вы являетесь. И закон говорит, что я не виновен!
Он поклонился, прижимая синий берет к груди, и поклон был полон сдержанного достоинства.
- Ваша Светлость, - обвинитель был худ и нервозен. Он потел, боялся, своим страхом заглушая обвиняемого, и у Кайя не получалось ухватить именно мэтра Мюрича. - Прошу учесть, что обвиняемый преподавал в школе гильдии ткачей, обучая там мальчиков грамоте и счету.
- Конечно! Мое дело - нести детям знания!
- И он был знаком со всеми жертвами!
- Естественно, ведь все пропавшие дети посещали эту школу! Но кроме меня в ней работают шестеро наставников. А еще цеховые старшины. И эконом. И многие другие люди!
Он злится. Но злость - естественная эмоция, если обвинение несправедливо.
- Дети, - продолжил обвинитель, глядя себе под ноги, - без всякого страха отправились бы с обвиняемым к реке, если бы он предложил…
Слова… и только слова… а доказательств не хватает.
- Мне надо подумать, - сказал Кайя, пытаясь понять, куда же запропастился дядя. Он точно бы подсказал, что делать. - Мне надо подумать.
В зале воцарилась тишина.
Боль есть. Страх. Апатия, граничащая со смертью. И ужас…
- Он виновен, - первым нарушил молчание Урфин. Говорил он шепотом, но Кайя показалось, что голос его слишком уж громок. - Я задницей чувствую, что он виновен.
Возможно. Но Закон на стороне мэтра Мюрича, и по-хорошему это дело не стоило раздумий, но что-то мешало Кайя огласить приговор.